Пять столетий тайной войны - [219]

Если, как считают некоторые историки, Кормье был в курсе уже ранее произведенной подмены или бегства, разве он не написал бы Аткинс, чтобы она не очень огорчалась, когда прочтет официальное извещение о смерти дофина? В письме нет ничего подобного.

Для самого Кормье это известие было не только неожиданным, но и являлось сильным ударом по его намерениям и дальше выуживать деньги у доверчивой англичанки. Он молчал целых четыре месяца, но потом, по словам М. Гарсона, счел, что леди Аткинс является «простофилей высокой пробы», и стал действовать с прежними наглостью и бахвальством. 13 октября 1795 г. он пишет Аткинс о том, что ему удалось организовать бегство дофина, но потом его похитили какие-то неизвестные, действовавшие по поручению английского правительства, членов Конвента или других еще каких-то неназванных заговорщиков. Кормье настолько мало верил в бегство дофина, что вскоре предложил свои услуги королю эмигрантов Людовику XVIII в качестве издателя роялистской газеты.

Однако концепция М. Гарсона, отрицающая существование разведывательной сети Кормье (Гарсону, впрочем, предшествовал в этом ряд других авторов, например англичанин Д. Б. Мортон в книге «Дофин», Лондон, 1937 г.), отнюдь не может считаться бесспорной. Прежде всего возникает вопрос, не подверглась ли дошедшая до нас корреспонденция Аткинс определенной «чистке». Ведь сохранилась лишь половина этой переписки, оставленная у парижского нотариуса: другая часть, отданная на сохранение нотариусу в Лондоне, бесследно затерялась. Конечно, напрашивается вопрос: кто мог быть заинтересован в подобной «цензуре» в 1836 г., после смерти Аткинс в Париже? Довод этот кажется убедительным только с первого взгляда. У «цензоров» могли быть различные мотивы — допустим, семейные и государственные. (В первой половине XIX в. отсутствовали или почти отсутствовали прецеденты предания гласности документов, относившихся к операциям английской секретной службы даже в давно прошедшие времена.) Кроме того, стоит напомнить, что 1836 г. был как раз годом наибольшей активности сразу двух претендентов в Людовики XVII. Каждый из них имел немалое число приверженцев. Как бы то ни было, но заранее исключить «цензуру» нет оснований.

Далее, незавидная репутация некоторых из входивших в разведывательную организацию Аткинс не дает оснований сделать вывод, что они лишь дурачили доверчивую английскую «дуреху». Все действия и Пельтье, и барона Ауэрвека с почти полной несомненностью свидетельствуют, что речь идет о международных шпионах (по крайней мере после того, как они обосновались в Англии), пользовавшихся покровительством британской разведки, если не прямо находившихся на ее содержании. В этих условиях отношения между этими персонажами и Аткинс начинают рисоваться иначе, чем между вымогателями и верившей им на слово сумасбродкой. Заслуживает внимания вопрос, откуда у Аткинс были деньги для оплаты своих агентов. Доходы от имения Кеттерингем, ко времени кончины ее мужа сэра Эдуарда Аткинса частично заложенного, вряд ли могли покрыть издержки. А они составляли, судя по заявлениям Аткинс, обращенным к У. Питту, 2,5 млн. ливров. За продажу Кеттерингема можно было бы получить едва ли десятую часть этой большой суммы. В распоряжении агентов Аткинс, между прочим, находились целых три корабля, хотя, вероятно, небольших по размеру, курсирующих между французскими портами и Англией.

Когда наконец Кормье в письме от 24 марта 1796 г. признал поражение и рекомендовал Аткинс прекратить дальнейшие попытки достичь поставленной цели, она отказалась последовать этому совету, сделав вместе с тем запись, что должна сохранять молчание, иначе жизни дофина будет угрожать опасность. Что это — свидетельство слепого фанатизма либо того, что англичанка подпала под влияние каких-то новых обманщиков или, наконец, что она, по мнению А. Луиго, «постоянно связанная» с английской разведкой, имела какие-то неизвестные нам источники информации? Аткинс уведомляла Питта, что «Людовик XVII» уже в течение некоторого времени не находится в Тампле. Но в то же время после официального объявления о смерти дофина та же Шарлотта Аткинс направила письмо графу Прованскому, именуя его Людовиком XVIII, то есть признавая, что он унаследовал престол вследствие смерти своего племянника.

Надо заметить, что после первого издания книги М. Гарсона «Людовик XVII, или Ложная дилемма» в 1952 г. большая часть историков перестали всерьез принимать данные, которые получила Шарлотта Аткинс о г своей «разведывательной сети». Впрочем, авторы сенсационных «гипотез», писавшие ранее и позднее М. Гарсона, по-прежнему продолжают щедро воспроизводить эти данные, итерируя его анализ или избегая серьезных попыток опровергнуть сделанные им выводы о полной недостоверности сведений, содержащихся в письмах Кормье и компании. Вопрос об оценке Кормье и, следовательно, о ценности его информации обычно решается от «обратного», от того, насколько нужно признание ее дос-юверности для построения той или иной концепции. Когда такой по-гребности нет, Кормье признается шарлатаном и махинатором; напротив, если его сведения необходимы — тогда он предстает в качестве «достойного», «совестливого» судебного деятеля с безупречным прошлым.