Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара - [27]
Кто-то пустил в интеллигентский оборот шутку: есть ЦЭМИты, а есть антиЦЭМИты. Здесь читался намек и на «этнический» состав института, и на то, что у экономико-математического направления было много оппонентов.
Разрабатывалась так называемая СОФЭ – система оптимального функционирования экономики, в моду вошли автоматизированные системы управления, АСУ, из-за чего возник иронический термин «асупизация» или даже – «асучизация». Велись работы по межотраслевому балансу, над которым поначалу трудились лучшие умы в еще одном важном для математического направления месте – Научно-исследовательском экономическом институте Госплана СССР. Там начинали будущие классики – Анчишкин, Шаталин, Яременко. Занимались этой проблемой и в Сибирском отделении АН Абел Аганбегян и Александр Гранберг. Группа экономистов из НИЭИ и ЦЭМИ, включая Эмиля Ершова, Владимира Коссова (работавшего и начальником ГВЦ Госплана, и замминистра экономики уже в 1990-х), Эдуарда Баранова, Льва Минца (сидевшего, кстати, по делу Промпартии) и Станислава Шаталина, получила в 1968 году Государственную премию за работы по построению межотраслевых балансов.
Спустя годы, уже в перестройку, осенью 1989 года, легендарный председатель Федеральной резервной системы США Алан Гринспен побывал в Москве и, в частности, посетил Госплан, где ему показали расчеты межотраслевых балансов. Они, писал Гринспен в мемуарах, могли бы впечатлить даже их создателя Василия Леонтьева: «Идея Леонтьева заключалась в том, что любую экономическую систему можно описать путем отображения потоков материальных и трудовых ресурсов… Теоретически она (модель «затраты – выпуск». – А. К.) позволяет спрогнозировать влияние изменения объема выпуска той или иной продукции… на отдельные сегменты экономики». Однако, продолжал экономический гуру, эта модель не отражала динамику экономики – межотраслевые взаимодействия меняются быстрее, чем может отследить самый эффективный контролер. Эта ноша, как выразился Гринспен, непосильна: «Капиталистические рынки функционируют, опираясь на мгновенно поступающую информацию об изменении цен. Можно ли без нее делать выводы о том, сколько и какой продукции можно производить? В отсутствие механизмов рыночного ценообразования советская система экономического планирования была лишена эффективной обратной связи».
Из отдела народно-хозяйственного прогнозирования ЦЭМИ, который возглавлял Александр Анчишкин, потом вырос Институт экономики и прогнозирования научно-технического прогресса, куда почти сразу из ВНИИСИ перешел Егор Гайдар. В разное время заместителями директора работали Станислав Шаталин (тоже лауреат Госпремии 1968-го), Николай Петраков, Юрий Яременко – серьезные авторитеты для молодых экономистов, не говоря уже о том, что Петраков был признанным лидером московских «рыночников».
Чубайс, впечатленный интеллектуальной свободой московских дискуссий тех лет, как-то заметил, что для питерских экономистов в годы застоя само понятие «рыночник» звучало столь же неприлично, как и слово «гомосексуалист». Хотя в самом ЦЭМИ рыночников было не так уж много: математический подход и поиски оптимальности предполагал веру в то, что улучшение системы можно просчитать с помощью правильных математических моделей.
В любимых учениках Юрия Яременко и Александра Анчишкина ходил Андрей Нечаев, тоже трудившийся над межотраслевыми балансами. Через ЦЭМИ, как и было замечено выше, прошли многие из тех, кто потом работал над планом либеральных реформ. Самые известные – Константин Кагаловский, Владимир Машиц, Андрей Вавилов, Сергей Глазьев, Александр Шохин, Алексей Головков.
В принципе в этом экономическом комьюнити все друг друга знали и иной раз перетекали из института в институт. Скорее, большее значение имела принадлежность к кругу того или иного ученого: например, Валерий Гребенников в ЦЭМИ работал с Шаталиным, оттуда ушел вместе с ним во ВНИИСИ, затем в Институт экономики и прогнозирования НТП. Гайдар был шаталинским учеником и тоже двигался в его фарватере. Известный экономист Олег Пчелинцев, занимавшийся проблемой размещения производительных сил, тоже работал во ВНИИСИ, а затем в Институте Анчишкина. К этому кругу примыкали и ученые из иных профессий: выдающийся демограф Анатолий Вишневский находил больше понимания у Шаталина, чем в своей профессиональной среде, и докторскую защищал в Институте системных исследований. Почти полтора десятилетия в ЦЭМИ проработал выдающийся социолог Юрий Левада, для которого после разгрома Института конкретных социальных исследований экономическая структура, как ни странно, стала местом сравнительно комфортной ссылки.
