Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941) - [5]

Более того, челобитные и позднее, после прекращения практики их непосредственной подачи царю, остаются жить в сознании российского человека. Слово это, как и выражение «бить челом», становится синонимом и доноса, и жалобы и в этом смысле используется в XIX веке Гоголем в знаменитой сцене из «Ревизора». Когда самозванец Хлестаков принимает купцов, пришедших к нему на поклон, Гоголь использует это выражение в его прямом смысле, т. е. падать ниц перед кем-либо в знак уважения:

«Хлестаков: А что вы, любезные?

Купцы: Челом бьем вашей милости!

Хлестаков: А что вам угодно?

Купцы: Не погуби, государь! Обижательство терпим совсем понапрасну»^{34}.

В следующей сцене жена слесаря приходит жаловаться лжеревизору, используя то же самое выражение, которое приобретает иной смысл:

«Хлестаков: Стой, говори прежде одна. Что тебе нужно?

Слесарша: Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему Бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не было!»^{35}

Здесь уже речь идет именно о том, чтобы разоблачить или пожаловаться. Для публики 1836 года смысл выражения был, следовательно, совершенно ясен.

Система становится еще более жесткой с появлением Уложения 1649 года, которое запрещает — под угрозой тюрьмы и битья палками — обращаться непосредственно к государю и требует обращаться в соответствующий Приказ. Петр Великий (1682–1725), желавший построить современное государство, также максимально ограничивает возможность непосредственного обращения к царю. В то же время он развивает административную систему, призванную контролировать работу государства и фиксировать нарушения в работе его механизмов. Инструменты контроля, которые Петр I создает, чтобы положить конец повальной коррупции администрации и правительства создадут новые возможности для жалоб и обращений, но на этот раз не к государю, а к государству. Именно для этого и создается в 1711 году Сенат, в чьи обязанности входит контроль над финансами империи, но особый интерес вызывает институт фискалов, учрежденный в том же году.

Речь идет о минимум пятистах человек, помещенных под начало обер-фискала. Эти агенты, имеющие должности в различных административных учреждениях (включая церковь), должны защищать государственную казну, тайно наблюдать за администрацией империи, выслеживая и сообщая в Сенат обо всех взяточниках и провинившихся, о тех, «кто наносит вред интересам государства, каковы бы ни были их имена»^{36}. В каждой губернии имелось четыре таких фискала под началом провинциал-фискала, и по одному — два в каждом городе^{37}. Они становятся чем-то вроде профессиональных доносителей, с помощью которых государство держит под контролем процесс разоблачения нарушений и фильтруют информацию, поступающую от населения. Последнему, «от высших чинов до крестьян» предлагалось сотрудничать. Доносчику была обещана половина всего, чем владел тот, на кого он доносил, если вменяемые в вину факты подтверждались; если же он был крепостным, то мог к тому же, по указу 1715 года, надеяться на получение свободы^{38}.

Фискалы — это всего лишь промежуточная инстанция, призванная собирать сведения, жалобы и доносы: они не проводят расследований^{39}. Информация, которую они собирали, передавалась либо в Сенат, которому они служили, либо в суды. Фискалы и их информаторы были очень защищены: если в случае ложного доноса, первые могли быть наказаны только небольшим штрафом^{40}, то вторым гарантировалась анонимность: «следует, по возможности, защищать доносителей и не раскрывать их имен, чтобы не напугать других доносителей»^{41}. Этот статус «неприкасаемых» вызывал настоящую озлобленность в политической и церковной элите того времени, которую, как известно, новые царские агенты не щадили[16]. В 1712 году митрополит Степан Яворский публично осудил этот «порочный» закон, а граф Долгорукий назвал фискалов «антихристами и жуликами»^{42}.

Это не помешало Петру I в указе 1713 года призвать своих подданных сообщать ему об известных им случаях коррупции. Этот призыв породил отправку огромного числа^{43} анонимных писем. Петр тем не менее в другом декрете 1715 года, осудил эту практику (письма должны были быть сожжены), но подтвердил что «всякий подданный, если он является настоящим христианином и истинным слугой своего государя, может безо всякого сомнения сообщить устно или письменно о важных и существенных делах»^{44}. Двусмысленный статус фискалов и нарушения, которые были связаны с их деятельностью, стали причиной ликвидации этого института: в 1730 году их место занимает прокуратура, которая уже непосредственно подчиняется царю. Тем не менее как ни краток был этот эпизод, след его надолго сохранился в исторической памяти россиян. Слово «фискал» продолжает использоваться впоследствии для обозначения доносчика. В словаре Даля XIX века глагол «фискалить» означает «доносить»^{45}, а позже С. Ожегов добавит к прямому историческому значению переносное «доносчик»^{46}.

XIX век: между традицией и современностью

Развитие славянофильства в XIX веке сопровождается стремлением подтвердить древнее право предков на непосредственное обращение к государю: вплоть до убийства Александра II в 1881 году подданные, желавшие этого, могли передать свои жалобы царю, гулявшему каждый день в один и тот же час вдоль Дворцовой набережной Санкт-Петербурга