Пять президентов - [32]

— Спасибо, — сказал Гард. — Только вы зря, Миллер, перебили его мысль.

Миллер ничего не ответил, и в комнате опять наступила тишина.

— Позвольте вам задать один вопрос, профессор, — тихо произнес Гард, глядя на Миллера в упор. — Почему вам пришла в голову мысль записать этот разговор с Чвизом?

Миллер сел в кресло напротив и, тоже глядя в упор на Гарда, спокойно сказал:

— С некоторых пор, Гард, — а что я имею в виду, вы прекрасно понимаете — я стал принимать некоторые меры по самозащите. Но разве сам факт записи вызывает у вас какие-то подозрения?

Гард пожал плечами.

— Не знаю, быть может, в ваших сомнениях и есть резон, — продолжал Миллер, — но я привык теперь записывать все разговоры, которые ведутся со мной, по крайней мере в этом кабинете. Надеюсь, вы не обидитесь, если узнаете, что и эта наша беседа…

Миллер перевел рычаг магнитофона, и Гард услышал собственный голос:

— «… задать один вопрос, профессор. Почему вам пришла в голову мысль записать этот разговор с Чвизом?

— С некоторых пор. Гард, — а что я имею в виду, вы прекрасно понимаете — я стал принимать некоторые меры по самозащите. Но разве сам факт…»

Миллер резким движением выключил магнитофон. Гард вновь пожал плечами:

— И все же, профессор, я не могу сказать, что полностью удовлетворен. Во всяком случае, если даже к исчезновению Чвиза вы действительно не имеете отношения, то папка с документами…

— Мне трудно убеждать вас, Гард, — прервал Миллер нетерпеливо, — но неужели вы до сих пор не понимаете, что документы мне не нужны, так как все данные по установке находятся вот здесь. — И он тронул рукой свою голову. — Больше того, Чвизу эта папка тоже не нужна. Какой ему в ней толк, если он знает, что я все знаю?

— Значит, чужой?

— Я вас не понял.

— Вы полагаете, что документы выкрал чужой человек и он же повредил установку?

— Трудно сказать, инспектор. Смотря кого считать «чужим». Того, кто связан с институтом или не связан? Я хочу, чтобы вы поняли одно: мне документы не нужны!

— А Чвиз вам нужен?

Миллер хотел было что-то ответить, но неожиданно скис и опустился в кресло. Гард почувствовал, что профессор словно бы потерял опору под ногами. По всей вероятности, Миллер возлагал слишком большие надежды на демонстрацию магнитофонной пленки, и когда убедился, что она не произвела на Гарда должного впечатления, откровенно сник.

— Ну что ж, — сказал Гард, поднимаясь с кресла, — в конце концов, у меня теперь есть материал для раздумий. И на том спасибо. — Остановившись в дверях, он добавил: — Если ваш магнитофон, Миллер, включен до сих пор, я хочу, чтобы после моего ухода вы еще раз внимательно прослушали слова, которые я сейчас произнесу: «Уважаемый профессор, мне трудно пока решить, помогли вы мне, продемонстрировав пленку, или только меня запутали. До новых встреч!»

Когда Гард удалился, Миллер подошел к своему столу и решительно нажал кнопку. За спиной профессора бесшумно распахнулись узкие дверцы, и в комнате появился Таратура.

— Таратура, — сказал Миллер твердым голосом, — есть важное дело…

Глава 8 Темный лес

Звонок Гарда застал Фреда Честера в ту самую веселую минуту, когда он ссорился с женой.

С тех пор как Честер был вынужден расстаться с газетой, жизнь под одной крышей с Линдой стала для него очень трудной. Нельзя сказать, чтобы она не любила своего мужа или испытывала к нему какую-то неприязнь, но претензии Линды к Фреду явно перерастали его нынешние возможности. Линда продолжала жить так, будто Фред по-прежнему приносил домой регулярные деньги, а не случайные гонорары, — вероятно, подобным образом устроены все женщины на белом свете, которые однажды, разучившись экономить, уже никогда не могут постичь заново это немудреное искусство. Во всяком случае, Линда и слышать не хотела о продаже пианино, на котором она раз в месяц играла попурри из современных оперетт, и тем более старенького «бьюика», у которого только чудом крутились колеса.

В этот день Линда с самого утра пилила Фреда, настаивая на том, чтобы он вновь вспомнил о своей прежней профессии парикмахера. Сначала Фред не возражал, говоря, что в любую минуту готов взять в руки ножницы и щипцы для горячей завивки, если Линда даст согласие быть его первой клиенткой. Но потом ему все это надоело, и он серьезно заявил Линде, что настолько перезабыл парикмахерское ремесло, что наверняка будет среди прочих парикмахеров «каменотесом». И вообще он не желает расставаться с профессией журналиста, чего бы ему это ни стоило.

— Ну вот, — вскричала Линда, — еще не хватает, чтобы ты сам платил за свои дурацкие интервью, вместо того чтобы получать за них!

И в это мгновение зазвонил телефон, за который, кстати, уже три месяца не было уплачено.

— Старина, — сказал Дэвид Гард, — я чувствую, ты, как всегда, чирикаешь со своей милой супругой? У меня есть к тебе дело…

Гард ждал его в парке Майнтрауза, сидя на лавочке, укрытой под плексигласовым навесом. Шел противный, мелкий дождь, и место, выбранное Гардом, было как нельзя более удачным.

Фред уже привык к тому, что Дэвид вызывал его, как правило, для совета. Прежде он был отменным поставщиком сенсационных материалов, но то золотое время для Честера благополучно кончилось на деле Миллера, и даже с самыми сногсшибательными статьями он не мог появиться в редакциях ведущих газет. С другой стороны, Дэвид в последнее время все чаще стал заниматься делами, не подлежащими огласке.