Пять поросят - [58]

— Вот тут вы правы — нельзя принимать на веру все, что написано. То, что написано, вполне может быть написано с целью сбить с толку.

— Я знаю. И все время помнила об этом.

— Еще есть идеи?

— До того, как прочесть ее письмо, — медленно сказала Карла, — я подозревала мисс Уильямс. С отъездом Анджелы в школу она теряла работу. А если Эмиас вдруг умрет, Анджела, вполне возможно, никуда не поедет. Разумеется, если бы его смерть приняли за естественную, что могло бы случиться, не хватись Мередит своего кониума. Я читала про кониум — оказывается, при вскрытии его следов можно и не обнаружить. Решили бы, что он умер от солнечного удара. Я понимаю, что потеря работы — не причина для убийства, но убийства совершаются по самым разным и необъяснимым причинам. Порой из-за ничтожно малой суммы денег. А немолодая и, быть может, не очень образованная гувернантка боялась, что ее ждет необеспеченное будущее.

Как я уже сказала, такие мысли у меня были до того, как я прочла письмо мисс Уильямс. Нет, на нее это вовсе не похоже. Ее ни в коем случае нельзя назвать необразованной…

— Конечно. Она очень деловая и умная женщина.

— Я знаю. Это сразу видно. И ее словам вполне можно доверять. Вот это-то меня и печалит. Вы ведь понимаете меня. Вам-то все равно. Вы с самого начала заявили, что вам нужна правда. Вот мы и получили эту правду! Мисс Уильямс совершенно права. Только правда может быть в помощь. Нельзя строить свою жизнь на лжи, я согласна. Моя мать была виновна. Она написала мне это письмо в минуту слабости — ей хотелось меня пощадить. Не мне ее судить. Быть может, на ее месте и я поступила бы так же. Я не знаю, что делает с человеком тюрьма. Я не могу ее винить — если она так отчаянно любила моего отца, она, наверное, была не в силах справиться с собой. Отца своего я тоже не виню. Я понимаю — хотя и не совсем, — что он испытывал. Такой жизнерадостный, он был полон желания обладать всем. Он не мог справиться с собой, таким он был создан. И то, что он был большим художником, многое извиняет.

Лицо у нее пылало, подбородок был упрямо вздернут.

— Значит, вы удовлетворены? — спросил Эркюль Пуаро.

— Удовлетворена? — переспросила Карла Лемаршан, и голос ее дрогнул.

Пуаро наклонился и отечески погладил ее по плечу.

— Послушайте, — начал он, — вы отказываетесь от борьбы как раз в ту самую минуту, когда ее стоит продолжать. В ту минуту, когда я, Эркюль Пуаро, понял наконец, что произошло.

Карла уставилась на него.

— Мисс Уильямс любила мою мать, — сказала она. — Она видела… видела собственными глазами, как моя мать подделывала улики в пользу версии о самоубийстве. Если вы верите тому, что она пишет…

Эркюль Пуаро встал.

— Мадемуазель, именно потому, что Сесили Уильямс утверждает, что видела, как ваша мать делала попытку фальсифицировать отпечатки пальцев Эмиаса Крейла на бутылке из-под пива — на бутылке, обратите внимание! — именно поэтому я и делаю окончательный вывод: ваша мать невиновна!

Он несколько раз кивнул головой и вышел из комнаты, а Карла долго смотрела ему вслед.

Глава II Пять вопросов Пуаро

I

— Слушаю вас, мсье Пуаро. — В голосе Филипа Блейка слышалось нетерпение.

— Я должен поблагодарить вас за превосходное и ясное изложение событий, имевших отношение к трагедии Крейлов.

Филип Блейк чуть смутился.

— Очень любезно с вашей стороны, — пробормотал он. — Я сам удивился тому, сколько вспомнилось, когда я принялся это записывать.

— Это был исключительно четкий рассказ, но в нем кое-что пропущено, не так ли?

— Пропущено? — нахмурился Филип Блейк.

— Ваше повествование было, скажем так, не совсем откровенным. — В голосе его появилась твердость. — Мне дали знать, мистер Блейк, что, по крайней мере однажды, тем летом видели, как миссис Крейл вышла из вашей комнаты в довольно поздний час.

Наступило молчание, прерываемое только тяжелым дыханием Филипа Блейка.

— Кто вам это сказал? — наконец спросил он.

— Не имеет значения, — покачал головой Эркюль Пуаро. — Важно то, что мне это известно.

Опять молчание. Затем Филип Блейк принял решение.

— По-видимому, волею случая вам довелось прикоснуться к личному в моей жизни, — сказал он. — Я согласен, что это никак не увязывается с тем, что я написал. Тем не менее это увязывается гораздо больше, чем вы полагаете. Что ж, я вынужден поведать вам правду.

Я действительно испытывал чувство неприязни к Кэролайн Крейл. И одновременно — сильное влечение. Возможно, именно влечение вызвало неприязнь. Меня возмущала ее власть надо мной, и я пытался избавиться от чувства влечения к ней тем, что постоянно размышлял о ее дурных качествах. Мне она никогда не нравилась, если вы понимаете, о чем я говорю, но я без труда мог бы сойтись с ней. Еще мальчишкой я был влюблен в нее, но она не обращала на меня внимания. Этого простить я не мог.

Когда Эмиас окончательно потерял голову из-за этой девчонки Грир, у меня появился шанс. Ни о чем как следует не подумав, я вдруг объяснился Кэролайн в любви. Она спокойно ответила: «Я всегда об этом знала». Подумайте только, какая наглость!

Разумеется, я понимал, что она меня не любит, но она была выведена из равновесия и расстроена последним увлечением Эмиаса. В таком настроении женщину нетрудно завоевать. В ту ночь она согласилась прийти ко мне. И пришла.