Пять или шесть? - [32]

Красная сигнальная ракета ударила мужчину в плечо, сбив его с ног, горящим метеором взметнулась чуть вверх, пролетела немного и погасла. И Сережка успел вырвать пистолет у мужчины, который был не столько оглушен и обожжен ракетой, сколько растерян от непредвиденного оружия, свалившего его. Прямо лежа он поднял руки под наведенным на него пистолетом.

Сережка, еще раз оглянувшись на Надю, с остервенением занес ногу, чтобы со всех сил ударить мужчину каблуком в лицо. Тот даже простонал. Но Сережка не ударил.

— Встаньте! — приказал он. — У нас лежачего не бьют.

Коля и Вася в один миг, словно всю жизнь только этим и занимались, срезали с одежды мужчины все пуговицы, все до единой, перерезали шнуровку ботинок и даже резинку на трусах. Попробуй — побеги! Он медленно поднялся, обескураженно поддерживая спадающие штаны.

А в распадке, позади, очувствовалась Зина-беленькая и громко зарыдала, склонясь над подругой:

— На-а-а-аденька-а-а! Ой, На-а-а-денька-а-а!..

Глава двенадцатая СУПЕРКОВАРСТВО

Надо ли рассказывать, как чувствовал себя я, когда исчез отряд Сережки? Я бесился от злости и злился в бешенстве, что ничего не могу сделать, что мне ничего не ясно, что мальчишки и девчонки даже не посчитали нужным известить меня о своих намерениях.

Я не докладывал руководству о завершении операции. Я догадывался, что Сережка увлек ребят искать шестого парашютиста. Но нельзя же — так!.. Куда? Как? На основе каких соображений? Каких данных?.. И что делать мне? Случилось ли что-нибудь с ребятами? Может быть, этот шестой и впрямь существует и давно перестрелял их всех.

В голову приходили зловещие воспоминания о разных давнишних случаях необъяснимой гибели людей в этих малохоженных краях.

Мы сутки проторчали на Спесивой горе без всякой пользы. Я гонял вертолеты над зеленым морем тайги, чтобы они хоть что-нибудь заметили в молчаливых волнах бесконечной листвы. Ничего! Ни дымка от костра, ни огонька сигнальной ракеты!..

Белая тайга...

Дядя Володя Чурсин успокаивал меня, натянуто посмеиваясь:

— Ничего-о!.. Не волнуйтесь, Алексей Михайлович!.. Такие орлята нигде не пропадут! Вы, между прочим, видели в Челябинске памятник «Орленок?» Поставили моему одному очень хорошему товарищу...

Я лишь поглядывал на него свирепо и молча, и дядя Володя прекращал разговоры. Он тоже устал. С утра до вечера мотался на вертолете, «заскакивая», как он выражался, к своим друзьям, сидевшим в засадах в разных концах тайги. Старику было трудно: ведь спускаться и подниматься по лесенке вертолета с воздуха — это же каждый раз почти цирковой номер!

Прошла еще ночь, бессонная и ничего не прояснившая. Утром я распорядился свертывать экспедицию. Я был раздражен — самому противно. Ни с того, ни с сего сделал резкое замечание сержанту Мите, который весело о чем-то болтал со смеющимся бровастым парашютистом. Сержант спокойно перенес мой несправедливый наскок и затем сказал:

— Я его поймать хочу на слове. По-моему, их было шестеро.

Тут меня окончательно взорвало. Еще не хватало ссылки на утверждение Сережки Векшина! Я нагрубил сержанту Мите, так, что после пришлось просить извинения. Даже дядя Володя вмешался:

— Простите, — говорит, — Алексей Михайлович. Но пять или шесть — еще пока проблема.

— Это почему же?

— Я пока не могу вам доказать. Но вот прошлым утром Кичмаев, молодой охотник, — ему всего лет сорок, — во-о-он с той горы видел отражение на небе: шел не наш человек и, наверное, по болоту шел... Я не говорил вам об этом, потому что мираж на рассвете в наших краях — такие светлые, зыбкие силуэты — явление легендарное, вроде вашей «Золотой Бабы». Наука берет их под сомнение... Я лично видел такое, но очень давно, еще когда в гражданскую войну партизанил... Стало быть, и Кичмаев что-то видел... Давайте подождем с окончательными выводами...

Дядя Володя обезоружил меня. Но — ждать? Сколько? Трупы парашютистов вот-вот начнут разлагаться.

Однако, ждать пришлось недолго. И к моему счастью, и к несчастью.

Вернулись старички-охотники Есин и Кульнев, те, что двое суток назад отправились посмотреть места, где студенты нашли первый комплект парашютного снаряжения для прыжков с огромной высоты. Старички возвратились настолько мокрыми, грязными, облепленными тиной, да не зеленой, а какой-то рыжей, что я испугался: не рехнулись ли они, не изображают ли дедушек-водяных из древних сказок?

Они оказались, конечно, в полном уме и здравии. Посидели, покурили. И, отдохнув, сообщили:

— Там, в болоте, еще один... этот, как его... парашют. И одежа, и приборы... Вытащили... А уж принести сюда — силы кончились. Кабы — помоложе...

Надо ли говорить о моем состоянии! Шестой!.. Да здравствует Сережка Векшин! Жив ты был бы только, парнишечка мой родной!..

Я решил немного поспать, так как чувствовал, что способен наломать дров. Ломило веки от бессонных этих дней. Отдохну маленько. Что мне оставалось? Начинать новую операцию?..

Вскоре посланные к болоту за находкой старичков автоматчики вернулись вместе с Сережкиным отрядом и шестым парашютистом. Сережка нес на плече маленькую, тоненькую Надю. Пуля угодила ей в сердце.

* * *

Я на всю жизнь полюбил Сережку, ставшего после этой истории совсем взрослым. Полюбил и его верных товарищей. Все они разные. Но все они славные. И почти все они могут быть в жизни настоящими героями.