Пять фараонов двадцатого века - [85]

— Товарищ Мао Цзедун, а сколько, по-вашему, после атомной войны останется в живых итальянцев?

— Нисколько, — с философским спокойствием ответил Мао. — А почему вы считаете, что итальянцы так уж важны для человечества?[491]

Начиная с 1958 года отношения между Москвой и Пекином шли неуклонно вниз. Хрущёв утверждал, что в ожидании мировой революции мирное сосуществование с капитализмом возможно и допустимо. Мао клеймил такую позицию «ревизионизмом». В конфликте Китая с Индией СССР поддержал индусов. Он также отменил обещанные поставки атомной технологии Пекину. Летом 1960 года все советские советники были отозваны из Китая, больше трёхсот торговых контрактов разорваны.[492]

Коммунистический мир раскололся надвое, и Мао Цзедун оказался всевластным хозяином одной половины. Наступило время, когда он сможет, наконец, показать всем сомневавшимся, как быстро и успешно можно построить правильный коммунизм, если следовать его идеям.

Под бородой и беретом

Многие гангстерские и уличные банды имеют вступительный тест для новых членов: необходимо совершить преступление, предпочтительно — убийство. Знаток психологии толпы, Фидель Кастро, применял это правило для завлечения в свою армию народных масс. Уже в январе 1959 года он собрал во дворе президентского дворца несколько тысяч бедняков, выступил перед ними с пламенной речью, пересыпаемой риторическими лозунгами-вопросами: «Заслуживают ли военные преступники, служившие Батисте, расстрела?!». В ответ получал громогласное «Паредон!», то есть «к стенке!».[493]

Суды превратились в линчевание с участием толпы. В феврале того же года 43 лётчика военно-воздушных сил Кубы предстали перед военным трибуналом в Сантьяго. Они не пытались убежать с острова, готовы были служить новой власти, и суд оправдал их. Кастро примчался в город, вывел огромную толпу на улицы и потребовал отменить «несправедливый» приговор. С экрана телевизора он объяснял свою юридическую теорию: раз защита имеет право на апелляцию, значит и обвинение должно иметь такое же право. Новый суд приговорил лётчиков к 30 годам тюрьмы плюс 10 лет каторжных работ.[494]

Несмотря на всё это, ореол героя, свергнувшего жестокого тирана, продолжал сиять над головой Кастро в США, Канаде, Латинской Америке. Тысячи людей мечтали увидеть его, услышать, заразиться революционным энтузиазмом. Наконец, в апреле он согласился принять приглашение на съезд газетных редакторов в Вашингтоне. В аэропорту его самолёт встречали тысячи кубинцев и молодых американцев. Последние очень понравились Фиделю. «Я никогда не встречал таких, — говорил он. — До сих пор мне доводилось иметь дело только с колонизаторами».[495]

На всех своих выступлениях Кастро говорил именно то, что жаждала услышать его аудитория. Редакторам газет он обещал уважать свободу прессы. Членам Сенатского комитета по международным делам — сохранять неприкосновенность иностранной собственности на Кубе. Студентов Принстона уверял, что кубинской революции дóроги ценности гуманизма, что её главный лозунг — «хлеб и свобода!».[496]

У него также состоялась двухчасовая беседа с вице-президентом Никсоном. Тот потом комментировал эту встречу сдержанно, говорил, что, при всех своих заблуждениях, гость, по крайней мере, не был скучным. Кастро же остался очень недоволен общением, жаловался, что этот «сукин сын не проявил достаточно уважения и он ещё заплатит за это».[497]

Все выступления Кастро перепечатывались американской прессой и комментировались чуть ли не восторженно. Мало кто из журналистов заметил, что кубинский лидер упрямо и умело уходит от ответа на вопрос «когда же состоятся свободные выборы?». Другой неожиданностью явилось то, что он не просил об экономической помощи, не призывал делать капиталовложения. Даже его собственные экономические советники были удивлены этим. Им он объяснял, что отсталость стран Третьего мира происходит именно от того, что они впали в зависимость от иностранного капитала и что с этим следует покончить.[498]

По возвращении в Гавану он начал проводить политику, соответствующую этой марксистской догме. В январе 1960 года было объявлено о временной национализации трёх крупных иностранных нефтеперерабатывающих заводов. Дальше процесс национализации пошёл в разгон. Куба отказалась выплачивать американским нефтяным корпорациям долг в 50 миллионов долларов. Конфискациям подвергались сахарные заводы, элекстростанции, транспортные структуры, гостиницы, игорные дома. К середине лета ограбленные американские инвесторы подали около восьми тысяч исков на общую сумму три с половиной миллиарда.[499] Правительство Эйзенхауэра наложило эмбарго на ввоз кубинского сахара в США.

Образовавшимся вакуумом немедленно воспользовался Советский Союз. Он взялся поставлять нефть на Кубу и согласился получать сахар в уплату. Вспоминаю жалобы хозяек в России на то, что сахар стал пахнуть керосином, потому что его доставляли в тех же танкерах, которые привозили нефть на «Остров Свободы». Под шумок на Кубу стали прибывать русские специалисты и военные советники. Осенью Фидель Кастро и Никита Хрущёв прибыли в Нью-Йорк на заседание сессии ООН и упали в объятия друг друга. Всё шло к тому, что в Западном полушарии появится форпост коммунизма. Могло ли американское правительство допустить это?