Пять фараонов двадцатого века - [28]
Пламенная устная речь имеет то преимущество перед печатным словом, что ей нет нужды избегать противоречий. Кто из слушатлей способен запомнить, что именно оратор утверждал час назад? В одном выступлении Гитлер мог призывать к тому, чтобы антисемитская пропаганда избегала эмоций, базировалась на строгой научной логике. В другом он доказывал, что только «буря страстей может менять судьбу народов, и раздувать её может только тот, кто сам несёт пожар страсти в своём сердце. Только она даст избраннику слова, которые как удары молота откроют говорящему врата в человеческое сердце».[167]
Обрушиваясь на слепоту буржуазии, вообразившей, будто она уже обезопасила себя от коммунизма русского образца, он объясняет, что жажда доминирования является инстинктом любой нации. Войдя в раж, забывает исключительную злокозненность евреев, и вещает, что и «англо-саксонский мир тоже стремится захватить контроль над миром и ведёт свою войну своим особым оружием».[168]
Нередко он отдаёт должное марксистским методам борьбы. «Карл Маркс взглядом пророка проник в мессиво разлагающегося мира, извлёк оттуда самые сильные яды и как колдун смешал их в концентрированный раствор, которым можно быстро покончить с существованием независимых наций».[169] В другой речи даже призывает использовать тактику своих врагов. «Успех интернационализму принесла не глубина идей, а то, что они были представлены политической партией, организованной на военный манер… Не безграничной свободой интерпретировать идейную платформу, а только сужением этой свободы мы сможем достичь единства, сражаться и побеждать».[170]
Оратор и агитатор Гитлер не знал усталости. В течение 1920 года он выступил больше тридцати раз на митингах, собиравших от 800 до 2000 слушателей, и множество раз делал доклады на партийных собраниях. В начале февраля выступил перед аудиторией в шесть тысяч, в самом большом мюнхенском зале. Но не оставались без внимания и другие города Баварии.[171]
Гитлер постоянно подчёркивал разницу между национал-социалистами и депутатами пангерманского направления в Рейхстаге. Те обещали своим сторонникам в случае победы на выборах материальные льготы, выгодные посты, престижные должности. Это привлекало к ним прагматиков, интересующихся улучшением собственного благополучия, неспособных следовать идеалистическим устремлениям. Новому движению националистов нужны герои, готовые к самопожертвованию, то есть устремлённые к бессмертию. «Каждый вступающий в нашу партию должен помнить, что она не может предложить ему ничего в настоящем — только славу и честь в грядущем».[172]
В начале 1920 года произошло знакомство Гитлера с капитаном Эрнстом Рёмом. Программа нацистской партии привлекала боевого офицера своей нацеленностью на решительные действия, готовностью применять насилие в политической борьбе. При покровительстве рейхсвера Рём организовывал и вооружал добровольческие отряды штурмовиков. Он идеализировал дружбу окопных ветеранов и считал, что управлять страной должна сплочённая военная элита.[173]
В январе 1921 года в Париже состоялась конференция держав-победительниц, которая наложила на Германию огромные репарации в размере 132 миллионов золотых марок. Гневу Гитлера и его партии не было предела. Огромный зал в Мюнхене сняли для проведения митинга протеста. Арендовали несколько грузовиков, которые разъезжали по городу, разбрасывая листовки.[174] Однако единодушие продлилось недолго. Часть нацистского руководства вступила в переговоры о слиянии с социалистами. Это так взбесило Гитлера, что он объявил о выходе из партии.
Потерять своего лучшего, своего самого знаменитого оратора? На это руководство пойти не могло. Оно попросило непокорного перечислить условия, на которых он готов был вернуться в ряды. Полученный перечень не оставлял сомнений в намерениях восходящей политической звезды. Он потребовал, чтобы его сделали председателем партии с диктаторскими полномочиями; чтобы штаб-квартира партии всегда оставалась в Мюнхене; чтобы выработанная им программа и устав не подвергались коррективам; чтобы были оставлены всякие попытки переговоров о слиянии с другими партиями. Условия были приняты, и 29 июля 1921 года победитель с триумфом выступил перед пятью сотнями членов партии национал-социалистов. С этого момента титул «фюрер» останется за ним навсегда.[175]
Тем временем инфляция марки росла неудержимо. Цены на продукты поднялись в восемь раз по сравнению с концом войны и продолжали лететь вверх. В таких условиях яростные нападки Гитлера на правительство в Берлине вызывали бурную поддержку слушателей. Страсти накалялись, порой на улице начинались рукопашные схватки с коммунистами. В июле 1922 года после одной из таких драк Гитлер был арстован, и ему пришлось провести месяц в тюрьме.[176]
Напряжение в стране нарастало. Всё больше волонтёров записывалось в штурмовые отряды Рёма. Теперь у национал-социалистов по сути появилась своя частная армия, у которой были тесные дружеские связи с рейхсвером. Казалось, достаточно будет искры, чтобы эта пороховая бочка взорвалась. Такой искрой явилась оккупация Рурской области, осуществлённая Францией в январе 1923 года.
