Пять фараонов двадцатого века - [151]

Для тех, кто обоготворил разум, камнем преткновения в религиозных верованиях является необходимость верить в чудеса. Атеисты восхищаются наглядными чудесами индустриальной эры — этого им достаточно. Воздушный шар братьев Монгольфье летит над Елисейскими полями, самолётик братьев Райт поднимается над американской саванной, телескопы Гринвичской обсерватории точно предсказывают затмения солнца и луны — вот чем можно и нужно восхищаться. Конечно, когда ультразвуковой прибор показывает нам, что происходит в животе беременной женщины, это может вызвать оправданный восторг. Но восхищение позволяет нам забыть об изначальном чуде зачатия.

Неважно, что оно происходило и будет происходить миллиарды раз. Нашему разуму, при всей его гордыне, не по силам ясно вообразить, каким образом две микроскопические клетки, соединившись в матке, начинают уверенно строить организм взрослого человека, в сотни раз превосходящий по своей сложности любую изобретённую нами машину. Мысль о невидимой Творящей силе неизбежно рождается в нашем мозгу, манит, чарует.

А что если этот загадочный Творец не закончил свою работу в семь дней, как учит Библия, а продолжает её, и мы живём в День Восьмой? Что если мы не только продукт Его трудов, но и соучастники их, нужные Ему для работы над земной цивилизацией? Ведь и на Земле любой Хозяин не сам трудится на поле своём, а раздаёт задания работникам своим. Что если неудержимый порыв к свободе, который каждый из нас ощущает в своей душе, есть дарованный Им инструмент необходимый, чтобы мы могли справиться с порученной нам работой? Какой заманчивой осмысленностью наполняет жизнь каждого человека такой взгляд!

Да, мы видим, что всё вокруг нас происходит по неизменным законам. Мы изучаем их, называем Природой и отмахиваемся от мысли о каком-то Творце. Но когда мы обращаем взор на самих себя, мы обнаруживаем огромные поля непредсказуемых поступков и эмоций. Наши психологи строят теории, пытаясь упрятать проблеск свободы обратно в мир причинно-следственных связей. Но сознание религиозного человека сопротивляется этому. Да, говорит оно, Творец распоряжается камнем и водой, жаром и холодом, ветром и огнём. Но человек Ему нужен не покорным и слепым, а свободным и зрячим. Даже если жажда свободы доводит его порой до бунта против Хозяина. Ибо только свободным он может отыскивать путь в катакомбах неведомого и справляться с порученной ему работой продолжения Творения

Вводимое в этой книге представление об экзистенциальной разнице между близорукими и дальнозоркими, казалось бы, кладёт конец надеждам на возможность достижения прочного мира между людьми. Опыт показывает, что ничто не вызывает такого протеста, как осознание неравенства. Для близорукого допустить, что он от рождения обделён тем, что получили другие, будет мучительно. Но и дальнозоркие не будут рады осознанию этого разделения. У них отнимется уверенность в собственной правоте и справедливости, они осознают, что в жизненном состязании с современниками они изначально имеют огромные преимущества.

Как можно ослабить неизбежную здесь горечь и тех, и других? Пожалуй, нет другого пути, кроме как снова апеллировать к задачам Творения. Ведь каждый шаг усложнения мира связан с внесением элемента неравенства «строительных материалов». Клетки, составляющие глаз, ухо, мозг, железы живых существ, окружены большей заботой, чем мышцы, кости, хрящи. Даже растущее дерево представляет собой сложный конгломерат разных элементов. Поэтическое сознание порой допускает сравнение его с человеческим государством.

В разные времена года разные клетки играют в нём ведущую роль. По весне на первое место выходят те, что составляют почки, ростки, цветы, зеленеющие листья. К концу лета — те, что образуют плоды и семена. Осенью и зимой главной задачей становится выдерживать ветер, мороз, размыв почвы — с этим должны справляться клетки ствола, коры, ветвей, корней.

Может быть, и нам пришла пора поучиться у живого дерева? Разве так уж трудно уступить дальнозорким главную роль в процессах роста и расцвета цивилизации в государстве? А близоруким — заботу о прочности, морозоустойчивости, выживании в условиях засухи? Не к этому ли призывал уже Платон в своём проекте идеального Полиса, когда обозначал врождённую разницу между людьми названиями четырёх металлов?

Увы, ни он, ни все последующие философы за прошедшие 24 столетия не научили нас, как при рождении отличать золотого ребёнка от серебряного, медного, железного, чтобы пометить их всех кастовым кружком на лбу и исключить все последующие споры. Так неужели битвы за равенство всех со всеми будут продолжаться до скончания веков?

Правда, если близорукость восторжествует, ждать конца веков останется совсем недолго.

_{Опубликовано в журнале "Семь искусств" №№ 5,2018-3,2019.}