Пять бессмертных - [5]

Большая сова бесшумно пролетела над лодкой. Мягкими, упругими движениями меняя направление полета, как будто отскакивая от невидимых препятствий, она скоро исчезла в синем ночном воздухе. Все проводили ее глазами.

— Органическая жизнь, — снова заговорил Курганов, — в самом своем принципе противоречит смерти. Старение, обращение организма в негодность, понижение его функций и, наконец, смерть не имеют ничего общего с изнашиванием. Если бы вы ничего не знали про операцию и должны были определить причину смерти тех трех кошек и собаки, которым была сделана прививка номер второй, что бы вы сказали?

— Я… я сказал бы, — тихо ответил Карст, — так звали высокого блондина, лежавшего в лодке, — я бы определил это как смерть от… старости…

— Какого возраста были эти животные?

— Им еще не было и по году.

— Совершенно верно, это были почти котята. А умерли они от старости. Все вы тогда называли это отравлением, потому что знали о прививке. Интоксикация?[1] Действительно, старый организм не представляет разве чистейшего примера отравления? Чем я отличаюсь от тебя, от Бирруса, от всех тех, кто меня моложе? У меня склероз, испорченная нервная система, седина в волосах и тысячи других анатомических и физиологических порч. Так что же, я не отравлен?

— Но ведь Марс и Веста, — сказал молчавший до сих пор Биррус, — ведь они поправились. Не больше, чем через месяц после того, как Карст впервые на привитых номером вторым испробовал твою пересадку бэтной доли продолговатого мозга, они стали вновь совершенно сильны и здоровы. Только…

— Так неужели ты думаешь… — с сильнейшим волнением перебил его Карст, обращаясь к Курганову, став при этом на колени. Биррус наклонился и с напряжением всматривался в бледное лицо Курганова. Лодка под ними слегка закачалась.

Курганов молчал, устремив взор на темный морской горизонт. Потом медленно поднял голову и, глядя в упор в глаза Карсту, сказал негромко, но отчетливо:

— Да, думаю. И не только думаю, но совершенно уверен в том, что Боб, Веста и кролики Геты и Лины — бессмертны. Бессмертны и… бесполы.

Карст грузно опустился на скамейку лодки, облокотился о борт и уронил голову на руки. Глухие рыдания потрясали всю его крепкую фигуру. Биррус отвернулся.

Послышался плеск весел, и в сумерках лунной ночи со стороны канала показалась вторая лодка.

— Курга-а-а-а-нов!.. Би-и-и-иррус!.. — разнесся по воде крик.

— Гоп! — отозвался Курганов.

Раздался смех и усиленное плескание весел. Через минуту можно было различить две белых женских фигуры, сидящих рядом в лодке и усиленно гребущих. Лодка поворачивала то в одну, то в другую сторону. Из-под весел летели брызги.

— Эх, вы, ученые женщины, — смеясь, сказал Курганов, когда вторая лодка подъехала ближе, — никуда вы в лодке не годитесь. Впрочем, вам не хватает немногого.

— Чего же это?

— Ума.

Одна из женщин, маленькая брюнетка с наружностью, выдававшей еврейское происхождение, схватила весло, подняла его над водой, и, стараясь придать голосу угрожающий тон, сказала:

— А ну, повторите-ка еще раз.

— Что же вы сделаете?

— Обрызгаю всего с ног до головы.

— Гм… Вы не хотите, значит, узнать, чего вам не хватает. Я только хотел сказать, что…

Теплые соленые брызги полетели на него из-под весла, ударившего по воде. С комической поспешностью Курганов переполз по дну лодки и спрятался за Карстом, сидевшим все еще в прежней позе.

— Простите, больше не буду, — нараспев взмолился Курганов, — если не меня, то Карста пожалейте. Он совсем не виноват.

— Перестань, Гета, — обратилась к стоящей с занесенным веслом девушке ее спутница, — ты какая-то сумасшедшая.

Та бросила весло в лодку и, словно сердясь, села и отвернулась, подперев рукой щеку.

— Вот устойчивость, — тихо смеясь, сказал Биррус, — миллионы лет назад женщины были точно такими же, как сегодня вот эти две особы. Никакая ученость им нипочем. Они все-таки первым делом женщины.

— И хорошо, что это так, — отозвался Курганов, вытирая платком лицо. — В этом их главная ценность. А если…

— Слышите, что он говорит? — вскричал Биррус. — Он говорит, что главная ваша ценность — в вашей глупости.

— Я этого не говорю, я имею в виду…

— Полно, — перебил его опять Биррус, — это все равно. И Гета и Лина хорошо знают, что будь на их месте мужчина, даже мальчик, он сразу бы стал правильно грести, хотя бы сел в лодку первый раз в жизни.

— Ну, ладно, ладно, не спорим, — отозвалась Гета, снова показав лицо, — можете по праву наслаждаться своим мужским умственным превосходством, хотя… Биррус сам гребет немного лучше меня.

— Положим, — начал было тот, но Гета не слушала его. Она внимательно всмотрелась в неподвижно склоненного Карста и, подняв брови, быстро спросила:

— Что такое с Карстом?

— С Карстом? — серьезно переспросил Курганов. — Ничего особенного. Ему немного жалко кое с чем расставаться.

— С чем расставаться? В чем дело?

— Погодите, скоро узнаете. Карст, бери весло. Поедем, пожалуй. — Он потряс его за плечо. Тот медленно выпрямился, ни на кого не глядя, взял весло и стал прилаживать его к уключине.

Биррус сделал то же самое. Гета, не сводившая все время испуганного взора с Карста, всегда такого жизнерадостного и веселого, сразу как-то примолкла и перестала расспрашивать. Почувствовала, что произошло что-то очень значительное, и насторожилась, угадывая недоброе.