Пьяная Россия. Том 3 - [18]

– А как к вам обращаться? – усаживаясь на свою кровать так, что пружины заскрипели, спросил Тарасыч.

– Отец Афанасий, – строго ответил иеромонах и продолжил, – есть в монастыре еще люди мужеского рода – отец Павел и отец Петр.

Строители молчали, слушали. Отец Афанасий потер нос:

– Настоятельницу зовут матушкой Леонидой.

– Зачем же мужским именем? – встрял тут, Шабашкин.

На него посмотрели, но ничего не сказали.

– Дьяволы путаются, – пояснил отец Афанасий и, видя всеобщее замешательство, сказал, – конечно, следуя логике, нам с отцами тоже надобно перекреститься в женские имена, но мы дьяволов не боимся!

– А монахини, стало быть, бояться? – уточнил Ленчик, он занял кровать у окна.

– Бояться, – подтвердил отец Афанасий, – страшатся не без основания, дьяволы хитры и коварны.

– С нами крестная сила, – насмешливо рассмеялся Сашок.

– Зря смеетесь! – заметил отец Афанасий. – У нас тут не богадельня, а монастырь и мы – служители Христовы, всегда на передовых.

– Но нам-то это зачем? – осмелился возразить Шабашкин.

На него опять посмотрели, но ничего не сказали.

– Вы приехали к нам, на помощь, – заметил отец Афанасий, – и рассматривать вас дьяволы будут именно, как наших помощников, а наипаче помощников Христа. На вас нападут, всенепременно нападут!

Пообещал он, снова потирая нос.

– Отобьемся! – уверенно рассмеялся Сашок. – У нас и инструменты есть, строительные пистолеты!

Иеромонах посмотрел на него, но ничего не сказал. Но Шабашкин наморщив лоб, в раздумье глядел на монаха, самому себе не веря, дважды монах потер кончик носа, демонстрируя невербальным движением, что говорит ложь…

В комнату заглянул маленький монашек с седой головой, маленькой белой бороденкой и ясными глазами, в которых играла смешинка.

– Братья мои, сестры трапезничать приглашают! – сообщил строителям монашек.

– Это отец Павел! – представил его монах Афанасий.

Гурьбой строители прошли в трапезную, где в широкой, просторной комнате выкрашенной бирюзовой краской, стояло два длинных деревянных стола накрытых белыми тканевыми скатертями.

Монашки уже обедали, на вошедших даже не взглянули. Усевшись за отдельный стол и получив от прислуживавшей им молодой послушницы по тарелке овощного супа, строители, молча, принялись поглощать пищу. Молча, потому что молодой монашек, по всему видать, отец Петр, стоя за своеобразной трибуной, установленной в углу трапезной, громко и размеренно читал жития святых. Шабашкин усмехнулся, конечно, он не застал уроков политинформации, в школе учился уже после развала Союза, но по рассказам родителей, хорошо представлял себе, как происходило навязывание информации, когда хочешь, не хочешь, но будешь слушать, что читает училка, шелестя газетами «Правда» или «Известия».

Послушница переменила блюда, поставила перед мужиками тарелки с картофельным пюре и морковными котлетами. На третье с поклоном подала пироги с капустой и каждому налила по большому бокалу вишневого компота.

Строители искоса наблюдали за соседним столиком. Во главе стола сидела высокая, невероятно красивая женщина, в белой рясе, из-под белого плата виднелась русая коса, спускавшаяся по высокой груди, как говорится, до пояса. На вид лет тридцати, она, тем не менее, строго, начальственно поглядывала на иных монашек, явно старших ее по возрасту и покрикивала на молоденьких послушниц, итак ведущих себя скромно.

– Кто это? – перегнулся к отцу Афанасию, Шабашкин, кивая на женщину.

– Мать – настоятельница! – невозмутимо ответил иеромонах.

Строители переглянулись, читая во взглядах, друг друга удивление, всем представлялась главой монастыря, по крайней мере, старуха.

Мать Леонида, закончив трапезничать, встала, присутствующие, как по команде, вскочили в ответ. Строители остались сидеть, сжигаемые сердитыми взглядами монахов.

Невозмутимо, как бы, не замечая не уважения к своей персоне нон грата, мать Леонида осенила себя крестным знамением и низко поклонилась строителям:

– Трапезничайте, братья мои! Отец Афанасий! – обратилась она к склонившемуся перед ней в низком поклоне, монаху. – Покажи строителям фронт работ и пускай начинают с богом!

Перекрестила она их, задерживаясь внимательным, неулыбчивым взглядом на Шабашкине, повернулась и быстро пошла прочь, из трапезной.

– Матушка Леонида, – бросились за ней несколько девушек-послушниц.

Шабашкин встряхнул головой, ему показалось, точно также кидаются фанаты за своей поп дивой…

Отец Петр прервавший было чтение, продолжил читать.

Строители обменялись недоумевающими взглядами.

– Устала, настоятельница, – объяснил отец Павел, усмехаясь в бороду, – соснуть пошла.

– Куда пошла? – глупо переспросил Сашок.

– Известно куда, на сеновал, – махнул рукой отец Павел в сторону едва видных из открытых дверей трапезной, далеких деревянных строений. – В келье душно.

Пояснил он, видя все нарастающее недоумение строителей, и пустился объяснять дальше. Из его болтовни, новоприбывшие уяснили одно, монахи поднимаются в пять утра, чтобы к шести собраться в церкви на монастырскую службу. Ложатся поздно, после одиннадцати вечера.

– Этак нас голодом заморят и спать не дадут! – прошептал на ухо Шабашкину, Сашок.