Пьяная Россия. Том 1 - [42]

Люди метались по своей деревне с подходящим к происшествию названием «Гарь», фуфайками сбивали огонь. Многие надсадно кашляли, подавившись дымом.

Веселый гуляка Степка-разгуляй, худой и длинный, пробежал рысцой на окраину деревни. Сбросил бесцеремонно детей, напуганных и перемазанных сажей, человек семь и, пригрозив им оставаться на месте, бросился обратно, за новой партией детей, которых он собирал по загоревшимся избам, отнимал у обезумевших матерей и стаскивал в безопасное место.

На окраине деревни был вырыт пруд. И постепенно все деревенские, сдавая позиции и отступая, оказались возле него.

Огонь злобно плюясь, как живой, скакал по верхушкам испуганных деревьев, окружал со всех сторон, угрожая и потрескивая.

Люди отступали в пруд. Огонь нависал над водой, заглядывал разгневанно в утопающие лица деревенских, опаливал волосы и брови. Даже дети перестали плакать и, затаив дыхание сразу подчинялись громким командам Степки-разгуляя, захватив для дыхания немного горячего воздуха и погружаясь с головой в воду, зажмуривались крепко от жуткого страха. Тем более, что вода в пруду заметно потеплела, грозя и вовсе закипеть, сварив людей заживо.

Высоченный, красивый, с опухшими от дыма, глазами, священник Димитрий завел густым басом: «Да воскреснет Бог!». Нестройным хором ему вторили мужики и подвывали, охрипшие от криков, бабы.

Огонь, пугая, наскакивал вначале, а затем, как бы испугавшись слов молитвы, отступил, оставляя после себя черные обугленные деревья и тлеющие угли.

Священник вылез на горячий берег и, сложив щепотью, темные пальцы крестил уходящую стену пожара, будто это был не огонь вовсе, а скажем, стадо чертей.

Он глядел на пляшущее пламя дерзко, с вызовом, так и казалось, что он сейчас толкнет какую-нибудь проповедь.

Но бабы вылезли из пруда и, голося, облапили священника, закрывая ему рот мокрыми ладонями: «Молчи, не то черти вернутся и сожгут нас всех!»

Священник им поддался и сник.

Зато Степка-разгуляй тут же выскочил на противоположный берег, осыпая чертей крепкой руганью стал пританцовывать на черной опаленной траве и показывать огню фиги.

Огонь тут же оскорблено взметнулся кверху, к темному закопченному небу и бросился назад, лизнув Степку широким обжигающим оранжевым языком по волосам.

Степка взвыл и прыгнул в пруд, уходя с головой под воду.

А огонь, потрескивая и подскакивая, весело понесся дальше, уходя вглубь притаившегося леса.

Степка-разгуляй, правда, еще выскочил и запомахивал пылающей палкой, размахивая ею и сея огненные искры вокруг, но бабы живо метнувшись через пруд, быстро его осадили.

И огненные черти ничего не заметив ушли губить все живое дальше, в лес, а может еще дальше, в поселок и в город.

Деревня сгорела дотла, в этом все быстро убедились. А убедившись, опять собрались на прогорелом берегу пруда. Слез уже не осталось, бабы потеряли голос, и окончательно охрипнув от воя, только немото показывали пальцами, чего хотят. Усталые дети уснули на коленях матерей.

Степка нашел у кого-то в обгорелом подполье целую корзину чудом не запекшейся сырой картошки.

Вместе со священником Димитрием дотащил до пруда. Развели костер.

Все молчали, подавленные случившимся горем.

Костер быстро прогорел и алел теперь вспыхивающими и переливающимися углями.

Степка глядел, глядел и закемарил, пока его не толкнул в бок священник. Обгоревшей веточкой они выгребли черные катышки картошки одну за другою. Разбудили деревенских. Обжигаясь, начали есть. Оголодав, дети ели картошку вместе с кожурой. Немного утолив голод, деревенские придвинулись поближе к догоравшему костру, прижались друг к другу для тепла и, уткнувшись носами в плечи и спины соседей, беспокойно заснули.

Степка несколько раз просыпался, все ему казалось, что со всех сторон подползают, готовые напасть на них, огненные черти.

Наконец, не выдержав напряжения, проснулся окончательно.

В темноте наступившей ночи, вдали, разбойничал лесной пожар, треск и хруст погибающих деревьев отчетливо был слышен.

Проснулся и священник Димитрий.

Оба они долго глядели на полыхающее зарево.

– И чего будем делать теперь, непонятно… – вздохнул отец Димитрий.

Степка тоже вздохнул:

– Погибать будем, чего же еще? Вот сейчас проспятся все, встанем и пойдем туда, где дыма побольше, глядишь и задохнемся на веки…

Священник замахал руками:

– Что ты, что ты, Степка! Утром власти приедут, оценят ущерб, помогут, наверное, как-нибудь…

Степка только сплюнул:

– Ага! Помогут! Держи карман шире! Будто на дворе Советская власть или государство появилось? Запомни, батюшка, в России сытый голодному не товарищ. Чуть только человек живет получше, чем прежде, так все, зазнается, нос кверху, а прежних товарищей по несчастью бросает. Так у всех русских заведено, про другие народы не знаю, врать не хочу. А у русских точно, именно так все и заведено.

Он помолчал, ковыряя землю обгорелым и еще сырым после купания в пруду, ботинком:

– У меня товарищ был, дружили мы с ним, водочку иногда попивали, жили, не так, не сяк, никак. У него развод и девичья фамилия и у меня та же история. Он оказался после развода в комнате коммуналки и я тоже, это уже после, я сюда, в родительский дом переехал.