Пьяная Россия. Том 1 - [37]

Пустотень

Деловитой походкой слизанной у президента России, Владимира Путина, Андрей Лисанов выслушав в заседании мэрии несколько жарких споров по поводу воров и дорог, направился в столовку. Лисанов подходил уже к дверям, вдыхая вкусные запахи пирогов, когда чья-то тонкая ледяная рука ухватила его за локоть и, перебирая по-паучьи тонкими пальцами, спустилась к голому запястью.

– Рита! – воскликнул Лисанов с выражением преувеличенной радости, так как ледяная рука принадлежала его бывшей возлюбленной.

– Да? – строго спросила Рита, высокая, худая дама с короткой мальчишеской прической.

Спрашивая, она смотрела на Лисанова в упор, и взгляд ее, мстительный, злобный, с мелькающими искрами черных пожеланий вызвал дрожь у Лисанова.

– Пойдем, пообедаем? – оживленно предложил ей Лисанов. – Я с утра ничего не ел!

С тем же неестественным оживлением он увлек бывшую в светлые просторы мэрской столовой.

– Вот, заседание за заседанием, я вымотался, устал! – пожаловался он каменной Рите.

Лисанов спешил, ухаживая, галантно шаркая, обежал стол, снял с подноса тарелку рассольника и тарелку пюре с котлетами. Как профессионал взмахнул белой салфеткой, определяя салфетку на колени Рите.

И побежал отдать использованные подносы разжиревшей от дармовых щей кухарке.

Возвратившись, он бросил быстрый боязливый взгляд на Риту и, убедившись, что лицо ее как будто смягчилось, уселся напротив, все, также болтая, смеясь.

– Я сегодня перевожусь в столицу, – внезапно сказала Рита.

Он запнулся и замолк. Мысли в голове его крутанулись, сделали кульбит и обрушились куда-то в звенящую пустоту.

– Что, прости? – переспросил он, медленно, по крупицам собирая мысли в кучу.

– Уезжаю! – коротко подтвердила она.

Андрей почувствовал усталость. Непривычное молчание замкнуло ему рот. Он положил ложку и впервые за много месяцев вранья, понял, что не надо было обманывать Риту.

Она тоже смотрела на него, но уже без злобы, равнодушно смотрела.

– Почему уезжаешь? – наконец, опомнился он.

– Так надо! – опять бросила она.

И не доев свой обед, встала. И он встал.

– Прощай, Андрей! – протянула она ему руку. – Ты причинил мне много горя, я все ждала, когда же у тебя хватит духу поговорить со мной, откровенно, открыто, честно, но ты все юлил, делал вид чрезвычайно занятой.

Она сделала паузу, вздохнула:

– Как видно, у тебя мелкая душа, вернее маленькая. Ты – беззаботный мотылек и более ничего. Зачем я тебе все это говорю?

Изумилась она на саму себя. Он коснулся ее пальцев, готовый к прежнему ощущению нечто ледяного, но рука ее оказалась теплой, а пальцы знакомо мягкими, нежными. Пожав его руку, как пожимают в обыкновении чужому, едва знакомому человеку, она повернулась и быстро пошла прочь.

Лисанов приготовившийся во время ее речи к защите, со свистом вдохнул воздух, он даже дышать перестал, когда она говорила. А придя в себя, рассвирепел, принялся мысленно отвечать, сверля гневным взглядом закрывшуюся за ней дверь, беззвучно выговаривая все то, что должен был бы сказать ей вслух.

– А, Лиса! – обрадовано крикнул кто-то ему в ухо. – Сбежал с заседаловки!

Лисанов сморщился, почесал себе ухо и, взглянув, безо всякого удовольствия обнаружил, на том самом стуле, что занимала Рита, своего коллегу по мэрским заседаниям, бесцеремонного, вечно довольного собой, депутата Павлинова.

Павлинов отодвинул тарелки Риты, уставляя стол своими тарелками.

А после повернулся в сторону жирной кухарки:

– Человек, эй, человек! – властно крикнул он на всю столовую, – сейчас же прибери посуду!

Возле стола моментально выросла кухарка, с елейной улыбочкой забрала тарелки Риты и в полупоклоне унесла.

– С ними построже надо, – кивнул на кухарку Павлинов и добавил брезгливо, – народ…

Лисанов неприязненно следил, как чавкая и посапывая, Павлинов принялся пожирать свой обед.

– А я, брат, думал, что тебя вообще нет в заседании, – проговорил Павлинов с набитым ртом.

И Павлинов принялся говорить о заседании, утвердительно качая головой, вытирая платком раскрасневшееся от горячего супа лицо.

– Понимаешь? – спросил Павлинов.

– Что? – очнулся Лисанов.

– Не подмажешь, – не поедешь! – и Павлинов потер пальцами, изображая, как берет взятки.

Лисанов встал, не утруждая себя излишними церемониями, бросил Павлинова, скорыми шагами ринулся прочь.

Выскочив за дверь, Лисанов тут же бросился бегом по коридорам, толкая служащих и чиновников, торопящихся в столовую, на обед.

Дверь ее кабинета оказалась заперта, охранник на вахте подтвердил, что Рита ушла, оставив ключи. Проследив затравленным взглядом за его рукой, Лисанов увидел заветный ключик на доске с ключами и тут же понял – все!

Он опустился прямо на пол, шея его, сдавленная галстуком, покраснела, губы посинели. Он привалился к холодной стене, вяло вспоминая ледяные руки Риты. Закрыл глаза и слушая короткий испуганный забег, проносящийся над его головой с фразами: «Скорую» и «Инфаркт!», отключился…

А через несколько дней Павлинов, пестро одетый, с толстым золотым перстнем на среднем пальце бросил горсть земли на закрытую крышку гроба, отошел, неодобрительно вытирая чистым платком испачканную руку. Мэрские проделали то же самое.