— Очень красиво, — искренне признал Эрингил. — Неужели ты живешь здесь совсем одна?
— Разумеется, нет! — девушка засмеялась. — У меня есть слуги и стража. Правда, большого отряда и не требуется: замок стоит так, что никто за несколько столетий даже не пытался взять его штурмом.
— Кем были твои родители? — спросил Эрингил. И смутился: — Прости, я задаю слишком много вопросов!
— О, нет! — Ульбана с улыбкой покачала головой. — Правда, я почти не знала отца с матерью, но говорить о них мне приятно. Они были достойными людьми. Мать умерла при родах, а отец погиб спустя год в стычке с какими-то врагами нашей семьи. Меня вырастили преданные слуги. Я не лгала, когда говорила, что с рождения являюсь владелицей замка и имени предков. Правда, наше имя угаснет вместе со мной — если даже я и выйду замуж, то буду вынуждена уйти в чужую семью…
Неожиданно Эриигил принял решение.
— Если ты окажешь мне честь и согласишься стать моей, я приму твое имя, отказавшись от своего.
Она, казалось, онемела. Некоторое время Ульбана смотрела на юношу, словно испытывая его, затем спросила:
— Неужели ты говоришь искренне?
— Разумеется! Как же иначе разговаривать с тобой, да еще о таких серьезных предметах?
— Но тем самым ты оборвешь свой род!
— У меня есть братья… Я не так много значу для нашего имени, — солгал Эрингил.
Братья у него действительно имелись, однако Эрингил был старшим, и отец возлагал на первенца очень большие надежды, так что безрассудное решение жениться на почти незнакомой девушке и взять себе имя ее рода станет для родителей Эрингила настоящим ударом.
Тем не менее молодой человек в глубине души был убежден в том, что он прав: его судьба решилась в одночасье.
— У тебя есть семь дней на раздумья, — сказала Ульбана, коснувшись его руки. — Если ты не изменишь свое решение, приезжай сюда и протруби в этот рог. — Она сняла с пояса и подала ему большой костяной рог. — Я услышу. На замке появятся флаги, они будут означать мое согласие, и тогда ты поднимешься ко мне наверх, и мы заключим брак. Если же ты, после здравого размышления, придешь к выводу, что твоя мысль жениться на мне была безрассудной, — я все пойму и не буду держать на тебя зла. В этом случае просто не приходи.
— А рог? — Эрингил указал на дар девушки. — Что мне делать с твоим рогом?
— Оставь себе на память. Повесь в пиршественной зале. Он будет напоминать тебе о твоем благоразумии.
Она засмеялась и поскакала прочь от Эрингила, в сторону замка.
Минта, узнав о случившемся, вполне одобрил выбор своего друга.
— Нет ничего лучше такой вот взбалмошной девицы, — заявил мастер. — Из них получаются прекрасные жены. И матери, особенно для мальчиков. Хотя и девочки у таких вырастают очень хорошие. Добротные девочки.
— Откуда тебе знать? — удивился Эрингил. — Ты ведь не разбираешься в женщинах, Минта!
— Возможно, я слушал разговоры других мужчин, — отмахнулся Минта. — Или мне подсказывает сердце… Как ты сам считаешь?
— Я не знаю, потому и поделился с тобой.
— Ты поделился со мной потому, что привык делиться со мной всем происходящим… Посмотрись-ка в зеркало.
Эрингил подошел к необыкновенно ясному серебряному зеркалу и глянул. На него смотрел из витой рамы молодой человек с немного встревоженным лицом. На его скулах горел румянец, глаза лихорадочно блестели.
— У меня на удивление дурацкий вид, — сказал Эрингил, отворачиваясь от зеркала.
— Именно! — радостно подхватил Минта. — А глупое выражение лица означает лишь одно: мужчина влюблен и счастлив. Поэтому скажу тебе вот что, дружок: женись на этой девчонке — и да помогут тебе боги!
Совсем иначе воспринял сообщение старшего сына о намерении жениться отец Эрингила.
— Я не ослышался? — медленно проговорил грузный человек с обильной проседью в черной бороде. — Ты действительно намерен отказаться от нашего имени ради своей прихоти?
— Это не прихоть, отец, — попытался объяснить Зрингил. — Я полюбил ее в первое же мгновение, как увидел… поверь мне, моя любовь — истинна, как истинны звезды на небе, как истинна вода в ревущем водопаде…
— Довольно! — поморщившись, оборвал отец. — Я не желаю ничего слушать. Я запрещаю тебе даже думать о подобной женитьбе. Ты должен продолжать наш род.
— У тебя есть и другие сыновья, — напомнил Эрингил.
Отец безнадежно махнул рукой.
— Двое младших — еще неразумные младенцы, и одним только богам ведомо, что из них вырастет. Твой средний брат — ничтожество, у него только тряпки на уме да богатство — этот возьмет себе в жены безродную богачку. Не знаю уж, какие дети будут от подобного брака. Но ты, Эрингил! Ты истинный аристократ. Ты — настоящий носитель нашей крови, наших традиций. При одном только взгляде на тебя я радовался тому, что не угаснет все то, чем так гордились наши предки — и чем гордился я.
— Пойми, отец, моя судьба связана отныне с этой девушкой, — еще раз попытался объясниться Эрингил. — Я никогда не смогу забыть ее. Даже если я откажусь от счастья и возьму себе в жены какое-нибудь родовитое ничтожество, какое ты мне, несомненно, уже приглядел, — даже тогда я буду постоянно помнить о ее глазах, о ее бедрах, о том, как она говорила со мной…
