Они сделают все без моего вмешательства.
Велорнис, внезапно появившись поблизости (ни один из двоих собеседников не слышал, как колдун подошел), окликнул Саламара властным и грубым тоном:
— Эй, ты! Иди сюда. Я намерен исследовать тебя. Сдается мне, твой бывший хозяин все-таки жулик и подсунул мне негодный товар.
Саламар послушно приблизился к колдуну и, уже уходя вслед за ним из залы, повернулся и бросил на Ульбану короткий взгляд через плечо. Девушка кивнула ему и снова подошла к окну.
Колдун привел Саламара в комнату, которую выбрал в замке для себя.
Там было темно, только коптило несколько медных ламп весьма причудливой формы: одна изображала дракона, корчившегося в предсмертных муках, фитиль высовывался из прикушенного раздвоенного языка сдыхающей рептилии; другая представляла двух псов, пожирающих дохлого кабана, одна собака рвала пятак зверя, не замечая, как сама поранилась о торчащий клык, другая впилась в ляжку. Прочие также выглядели весьма отталкивающе. Воздух в комнате был затхлым.
Колдун велел Саламару раздеться и начал свое исследование. Он взял тонкую раскаленную иглу и вонзил ее в один из знаков на коже гир-канца. Тот взвыл и попытался удрать, но оказалось, что не может двинуться с места: его удерживало какое-то заклинание.
С глазами, полными слез, Саламар обратился к магу:
— Раз уж ты заколдовал меня, не мог бы ты применить чары, которые позволили бы мне не испытывать боли при твоих опытах на моем теле?
— Не рассуждай! — оборвал его колдун.
— Но мне больно!
— Мои опыты как раз и заключаются в том, чтобы проверить, испытываешь ли ты боль. Возможно, эти значки просто являются частью твоей натуры и не несут в себе никакой магии.
— Неужели ты не в состоянии распознать магию, когда видишь ее перед собой? — удивился Саламар. — Тот человек, что продал меня тебе, чует магию за несколько полетов стрелы. У него, как он выражается, волоски на загривке поднимаются дыбом, едва лишь он ощущает близость какого-нибудь заклинания.
— Я не столь одарен от природы, — сказал Велорнис. — Всему, что я умею, я научился путем долгих опытов, страданий и упражнений. Я совершил немало ошибок прежде, чем мои заклинания начали действовать как надо.
Саламар разволновался.
— Смотри, не соверши какой-нибудь ошибки сейчас! Последствия могут быть непредсказуемы, потому что я сам — магия. Тот человек сказал тебе чистую правду, когда расписывал мои волшебные свойства.
— Впервые в жизни вижу, чтобы человек, сам не владеющий магией, являлся магическим объектом сам по себе, — пробормотал колдун, не обращая внимания на жалобные завывания Саламара.
Из ранок, нанесенных иглой колдуна, текла кровь. Значки упорно не сходили с кожи гирканца. Не являлись они татуировкой, не исчезали после того, как Велорнис прижег один из них железным прутом.
— Ты убьешь меня! — кричал Саламар, дергаясь в тщетных попытках высвободиться. — Великие боги, что ты делаешь? Опомнись — ты убьешь самого себя!
— Обо мне не заботься — я сам сумею позаботиться о себе, — бормотал колдун, увлеченный своими изысканиями.
— Почему ты не дал себе труда изучить кхитайские письмена, гнусный невежда? — вопил Саламар, исходя пеной. — Чему тебя обучали в Стигии? Лемурийскому языку? Боги, оставь же меня!
Расширенными от ужаса глазами гирканец смотрел, как Велорнис помешивает в прозрачном сосуде какую-то шипящую субстанцию, над которой поднимался желтоватый парок.
— Что это? — орал он. — Яд? Ты решил убить меня? Учти, тебе это не сойдет с рук! Конан! Конан! Спаси меня! Будь ты проклят, колдун! Будьте прокляты вы все! Будь проклята моя глупость! Зачем я согласился? Зачем я обокрал Магринту? Лучше бы я жил с родителями и унаследовал отцовское дело… Не делай этого, Велорнис, клянусь — ты пожалеешь!
Велорнис, не слушая, взял палочку с намотанным на ее конец лоскутком, окунул в адское варево и смазал один из иероглифов на коже Саламара. Поднялась отвратительная вонь, кожа на месте мазка пошла пузырями и лопнула, обнажив мясо. Гирканец сипел и закатывал глаза, он бы упал, если бы заклинание не удерживало его на ногах. Тем не менее он потерял сознание.
Но и под лопнувшей кожей, прямо на голых мышцах видны были иероглифы.
— Странно, — бормотал Велорнис. — Похоже, тот проходимец — как там его называют? Конан? — не солгал. Парень действительно просто пропитан магией. Следовало бы свериться с книгами и выяснить, какого рода эта магия. Жаль, что она связана с хрупкой человеческой плотью. Впрочем, возможно, если его убить, то магия отделится от своего ненадежного носителя — и тогда я смогу пользоваться ею более свободно. Стоит попробовать, ведь я ничем не рискую.
С этими словами Велорнис взял кривой, острый, как бритва, нож, которым он обычно совершал жертвоприношения, когда того требовал обряд, и поднес лезвие к горлу пленника.
В тот самый миг Саламар очнулся. Он увидел лезвие и понял, что сейчас произойдет. Гирканец раскрыл рот, чтобы крикнуть, однако не смог произнести ни звука — ужас сковал его горло железным обручем. Саламар мог лишь хрипло сипеть.
И тут случилась весьма странная вещь. Колдун ощутил сопротивление: нож касался как будто не податливого человеческого горла, а твердого камня. Спустя миг сталь рассыпалась на множество осколков, и каждый из них впился в колдуна.
