Путники - [4]

— Это так, — оборвал его Гунайх. — Устами Данда говорят с нами духи предков. И они сказали: здесь наш новый дом. Здесь! Все это слышали на берегу, куда пристали наши корабли, где разрешилась от бремени моя жена и где на плечо хромого Данда опустилась белая птица. Это так, все это видели. Но я знаю еще кое-что…

Гунайх обвел старцев взглядом, от которого мурашки пробежали у них по спинам, отхлебнул из кубка и продолжал:

— Я не могу говорить долго и красиво, как мой брат Балиа, я воин. — Гунайх выдержал паузу и, услышав за дверью стремительные шаги, сказал: — Послушаем, что скажет Гауранга.

В тот же миг дверь распахнулась.

— Он там! Он опять там! — с порога закричал Гауранга. Глаза его лихорадочно блестели, волосы были растрепаны, а одежда мокра от росы. — Он опять там и опять уговаривает Данда бежать! Предать нас всех и бежать!

— Успокойся, — приказал вождь и усадил мальчика на скамью подле себя. — Не подобает будущему воину и вождю вести себя на совете клана как женщине в грозу. Говори все по порядку.

Только сейчас Гауранга заметил сидящих вокруг стола старцев. Он густо покраснел, вопросительно глянул на отца и, когда тот подбадривающе похлопал его по плечу, прерывающимся от волнения голосом стал рассказывать.

Гауранга говорил о том, что Гунайх и так уже знал: Балиа дошел со своими людьми до Дальних гор и нигде не встретил человеческого жилья. Неприступные горы и море — отличная защита от врагов.

— Он говорил, — мальчик запнулся и после паузы продолжал, — он говорил, что только… глупец, разум которого помутился от страха, может заставлять людей возводить стены, копать рвы и ямы, когда нет никакой опасности…

— А Данда? — спросил вождь. — Он что говорил?

— Что в Дальних горах есть проход и там, за горами, пустыня…

— Так я и знал! — воскликнул Гунайх. — Проход в горах! У любой крепости есть слабое место. Еще что?

— Балиа говорил, что многие недовольны вождем. Люди устали и хотят жить спокойно…

— Жить спокойно! А разве я этого не хочу?! — Пальцы Гунайха, вцепившиеся в толстую столешницу, побелели от напряжения.

— Он говорил, что клан нужно разделить. Пусть те, кто хочет строить крепость, останутся здесь, а другие возьмут один или два корабля и поплывут вдоль берега, чтобы найти новое место и жить так, как им хочется. Он сказал, что в совете есть люди, которые думают так же…

— Неправда! Мальчишка лжет! — взвизгнул один из старцев, неповоротливый тучный Вимудхах, любитель хорошо поесть и поболтать. — Кто докажет, что он все это слышал, а не придумал только что?

— А разве нужны еще доказательства? — медленно проговорил Гунайх.

Вимудхах поперхнулся, заерзал на месте, обернулся по сторонам, ища поддержки, но мудрые старцы, глядя в пол, уже потихоньку отодвигались от него.

И тогда Вимудхах испугался.

— Этого не может быть! — осевшим голосом прошептал он. — Я не верю, что кто-нибудь в совете думает о разделе клана. Балиа — безумец и отступник. Никто не думает так, как он. Он предатель!

Вот слово и прозвучало. Гунайх ухмыльнулся в усы.

— А Данда… Данда согласился уйти на кораблях? — спросил он.

— Данда… да… Нет! Нет, нет, — залепетал мальчик. — Это все Балиа. Он уговаривал, грозил… Балиа предатель, а Данда…

— Так да или нет? — спросил Вимудхах. — Совет должен это знать.

— Я не расслышал, — тихо прошептал Гауранга, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Щеки у него пылали, в глазах стояли слезы. Предчувствие потери сжало ему сердце, он сожалел о сказанном. — Только не изгоняйте его…

— Все ясно, — чувствуя близкое прощение, сказал Вимудхах. — Они оба — предатели, а согласно древнему обычаю наших предков…

— Все ли так думают? — спросил Гунайх.

Все были согласны.

Балиа поднял голову и прислушался.

— Кто-то идет, — сказал он и привстал со скамьи, до половины обнажив меч.

В тот же миг дверь, сорванная с петель мощным пинком, грохнула об стену и в хижину с топором в руке ворвался Гунайх.

— По древнему обычаю наших предков совет назвал тебя предателем и приговорил к смерти. Завтра я сам покажу твою голову клану!

Он нанес сильнейший удар, но Балиа успел уклониться, и блеснувшее в пламени светильника широкое лезвие топора рассекло пустоту.

Гунайх был опытным бойцом. Тяжелый топор казался игрушкой в его руках. Удар следовал за ударом, но Балиа чудом удавалось увернуться. Короткий меч был сейчас бесполезен, и ему приходилось рассчитывать только на свою ловкость. Перебрасывая топор с руки на руку, Гунайх, казалось, атаковал со всех сторон сразу, отжимая брата в угол. Развязка была близка, и оба это понимали. С начала схватки ни один не проронил ни слова. В хижине раздавалось лишь тяжелое хриплое дыхание Гунайха, короткое с присвистом сквозь сжатые зубы — Балиа, да шарканье ног по земляному полу.

Ни звука не издал и хромой Данда, сидящий, как и сидел до появления Гунайха, в дальнем углу и полностью, казалось бы, безучастный к происходящему. Не было ни страха, ни ненависти в его глазах, только огромное сожаление, когда он переводил взгляд с огромного, похожего на разъяренного кабана Гунайха — на гибкого и стремительного Балиа. И, будто устав смотреть на братьев, таких разных внешне и таких похожих в стремлениях, старик прикрыл глаза и словно бы даже уснул. Больше всего ему хотелось сейчас оказаться на пустынном берегу и слушать шорох волн, бегущих из дальних-дальних краев, где нет злости, ненависти и невежества. Должны же быть такие края!