Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Том XХI - [25]
Существует и иная возможность, пишет Шмитт[139], мы можем предположить, что эти 15 % являются разнородными по отношению к простому большинству и, следовательно, их введение может позволять требовать иного порядка и иного вида нормы права. Тем самым допускается разделение на высшую и низшую норму. Однако из этого также следует, что сплошной подсчет голосов более не является возможным, а также то, что эти 15 % более сильные, чем 51 % простого большинства. Данное положение вступает в противоречие с тезисом равенства возможностей и справедливости в государстве законодательства и, конечно же, не может быть признано релевантным. Таким образом, заключает Шмитт, «принимая квалифицированное большинство, мы отказываемся от простого, а в результате не получаем вообще ничего»[140]. Сама возможность принятия политического решения квалифицированным большинством приводит к потере у простого большинства доверия к законодателю.
Для того чтобы наиболее полно отобразить влияние равенства возможностей на получение политической власти и появление нового вида законодателя, рассмотрим пример, касающийся протестных акций после объявления результатов парламентских выборов 2011 г. Одна из основных целей, выдвигаемых оппозицией, состояла в отмене итогов выборов в связи с недоверием к законодателю – т. е. к выразителю их воли, который теперь начинает осуществлять свою власть. Как пишет Шмитт, «данный принцип равенства шансов на получение власти является настолько чувствительным, что даже серьезного сомнения в лояльности всех участников достаточно для того, чтобы сделать невозможным его применение. Ведь равные возможности надо предоставлять только тому, о ком знаешь, что и сам он предоставит их кому-то другому. Всякое иное осуществление такого принципа на практике означало бы не только самоубийство, но и нарушение самого принципа»[141]. Здесь Шмитт поясняет, что партия, находящаяся на данный момент у власти, сама определяет каждое политически важное применение понятий легальности и нелегальности, вот только этим же самым правом обладают и ее соперники. Исходя из этого, мы не можем вывести из принципа равенства шансов ответ на вопрос о том, кто будет разрешать спорные ситуации. Необходим некий «беспристрастный третий», который поможет определить правую сторону в конфликте. В действительности же, сообщает Шмитт, все происходит немного не так.
В гонке с народом парламент прибегает первым и вводит новые законы, ограничивающие народ в его притязаниях. В качестве наиболее ярких примеров можно привести Федеральный закон Российской Федерации от 8 июня 2012 г. № 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон “О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях”», которые во много раз ужесточили как процедуру проведения митинга, шествия или иной протестной деятельности, так и меру наказания для тех, кто нарушает установленный порядок. Если же третий все-таки появляется, то этот факт, по словам Шмитта, подрывает парламентскую систему легальности. «Ведь по отношению к обеим партиям (правящей и оппозиционной) этот третий представлял бы собой некую надпарламентскую высшую инстанцию, выходящую за пределы даже установленных демократических норм, и тогда политическая воля больше не осуществлялась бы через свободную конкурентную борьбу за власть между теми политическими партиями, которые имеют принципиально одинаковые шансы на получение этой власти»[142].
Таким образом, исходя из тех тезисов, которые выдвигает в своей работе Карл Шмитт, единственной возможностью осуществлять политическую власть как для правящей партии, так и для оппозиционной является опора на доверие тех, благодаря кому они и получают эту власть. В ином случае данная властная организация, конечно, может осуществлять акты насилия или ввода дополнительных ограничений на ту деятельность граждан, которая, по их мнению, может подорвать их возможности осуществлять власть, вот только подобного рода политический порядок мы едва ли сможем назвать государством законодательства. Более того, так как большинство законов принимается через процедуру голосования простого большинства, то у граждан, если у них есть сомнения в легальности принимаемых решений, всегда будет возможность апеллировать к «иному» законодателю – законодателю квалифицированного большинства, существование которого автоматически подрывает доверие к законодателю вообще и способствует углублению противоречий внутри парламентского государства законодательства.
Александр Балобанов[143]
Социальный порядок и государственность
Социальный порядок можно пытаться понять как определенный объект, формируя представления о нем в соответствии с общими принципами (естественно-)научной работы: выделяя инварианты, отслеживая закономерности, моделируя и т. п. Но знание о том, что люди, вообще говоря, ведут себя в соответствии с тем, что они думают, какие ставят цели, заставляет обращаться к представлениям, в которых социальный порядок определяется такими вещами, как смысл, понимание, целеполагание и другие характеристики субъективно организованного действия и отношения.
