Пути неисповедимы - [144]

Шрифт
Интервал

Наконец, совершенно окоченевшие, останавливаемся около длинного и высокого, плотно сколоченного забора у больших запертых ворот. По углам забора и даже посередине высокие вышки. У ворот пристройка — вахта. На ее крыше прожекторы, бьющие светом внутрь и наружу. Здесь почему-то много солдат в полушубках и много собак. Собаки рвутся на поводках. Часть солдат у костра, разведенного в стороне, греются. Сгружаемся. Грузовик уезжает, а нас отводят поодаль и оставляют стоять под охраной тех же двух солдат. Стоим в ожидании непонятно чего, с любопытством приглядываемся кругом, но здорово подмерзаем. Восток светлеет, и там на небе возникает нежная гамма полутонов от синего, зеленого, голубого до розоватого. Заря разгорается все ярче и ярче, звезды начинают бледнеть, а ветерок крепчать.

Но вот среди конвоя произошло движение, сначала нам непонятное. Затем внезапно открылись огромные железные ворота, и из них, крепко взявшись под руки, начали выходить одна за другой шеренги фигур по пять человек. Громкий голос у ворот считал: «Первая, вторая, третья, четвертая,... двадцатая...». Счет кончился, и выстроившаяся колонна оказалась в кольце конвоя. Ее еще раз пересчитали и куда-то повели. А из ворот все выходили новые и новые пятерки совершенно одинаково сгорбленных людей в одинаковых шапках-ушанках, бушлатах, прочно сцепленных под руки. У всех на шапках, на спинах и на одном рукаве какие-то белые прямоугольники. Стало светлее, и на этих прямоугольниках мы увидели номера. Сделалось как-то не по себе...

Ветер усиливался, и при ясном небе уже мел по земле сухой снег. Снег устремлялся в ворота, где даже возникало некоторое завихрение, а навстречу ему все шли и шли новые пятерки сцепленных одинаковых фигур. В открытых воротах, не выходя наружу и не уходя внутрь, все время вертелся какой-то черный человек. Он то махал кому-то рукой, то тер ею одно ухо, то другое. Был он в сапожках, короткой телогрейке. Временами он что-то кричал внутрь. И своим видом, отличавшимся от выводимых, и своей сущностью он почему-то мне напомнил беса — своей подвижностью и ролью не то зазывалы, не то выгонялы обреченных на что-то людей. Это был нарядчик из заключенных, существо весьма привилегированное в лагерной иерархии, отправлявшее бригады на работу.

Колонна за колонной выстраивались и разводились в разные стороны. Одна из таких колонн была очень большой, человек в пятьсот. Пересчитывали ее несколько раз, видно, ошибаясь в счете. Наконец колонна тронулась. Люди так и пошли, взявшись под руки. Вдруг в задних рядах кто-то упал и стал биться на снегу в припадке. Конвоиры, шедшие сзади, закричали, и колонна встала. Один из солдат подошел к упавшему и стал бить его ногой в валенке. Эффекта никакого. Через некоторое время упавший перестал биться и затих. Тогда двум заключенным было велено оттащить его назад к воротам. Они положили его на снег у вахты. Колонне, вновь пересчитанной, приказали двинуться, а тот остался лежать. Развод продолжался.

Стало совсем светло, конвоя поубавилось. В это время к вахте подошла женщина. Ей указали на лежащего. Она подошла, взяла его руку, видно, пощупать пульс, махнула своей рукой и прошла через вахту в лагерь. Эта, по всей видимости, был лагерный врач из вольных. Да, подумал я, это жизнь...

Развод кончился, и только тогда нас, пересчитав, впустили в зону. А тот, на снегу, так и остался лежать.

Так начался новый этап моей жизни. Это была первая половина февраля 1950 года.

ЧАСТЬVI

Глава 1. ЛАГЕРЬ. ПЕРВЫЕ ДНИ

О лагерях написано много. Это и отдельные картинки, и целые энциклопедии, как например, «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына, рисующий подробно, что это такое. Но самое страшное из опубликованного о лагерях — это, на мой взгляд, «Колымские рассказы» В. Шаламова. Вот уж, поистине, все круги ада.

Наш лагерь относился к категории специальных; спецлаг с несколько отвлеченным названием «Степной». Конец 40-х, начало 50-х годов — время организации и становления этих лагерей. Спецлаг, как и всякий молодой организм, с годами развивался. Это развитие направлялось циркулярами и инструкциями сверху и силами, рождавшимися снизу, как ответ на эти инструкции, а также самопроизвольно по своим внутренним законам.

Я попал в такое место и в такое время, где лагерно-производственная машина с ее жестко регламентированным ритмом: работа — кормежка — отдых, была отлажена до совершенства. Продумано и упрощено в бытовой сфере было все до мелочей: баня, прачечная, сушилка одежды и ее ремонт, лазарет, возможность прочитать газету и даже изредка посмотреть кино. Но для провинившихся есть тюрьма с карцерами, есть и двойная сеть осведомителей (отдельно для МГБ и отдельно для МВД), они же при надобности и провокаторы, иерархия начальников-надзирателей из заключенных с иерархией привилегий, связь с внешним миром сведена до минимума (два письма в год), а свидания с родственниками запрещены, запрещены и деньги, но есть ларек, где продукты отпускаются по твоему лицевому счету (если из дома прислали деньги), разрешено получать продуктовые посылки, никаких личных вещей нет и не должно быть, одежда только казенная и только с номерами (на шапке, на спине, на рукаве и на бедре), обитание только в казармах-бараках побригадно.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Говорит Черный Лось

Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».