Пути неисповедимы - [104]
В последние дни нашего ченстоховского сидения через город проходила дивизия, и мне удалось повидать своих друзей и даже выпить с ними. Полки шли по городу с музыкой. Наконец и мы двинулись на восток. В восточной Польше на одном из полустанков наши самоходки прямо с платформ стали бить по дальнему лесу. Сделали это для предостережения; в этих местах орудовали бандеровцы. Границу переехали в Бресте. У моста через Буг стояли наши часовые. Вот она, родина. Правда, это еще западные области, но все же родина. В Лунинце перегружались с узкой колеи на широкую. Лунинец — городок небольшой, весь в садах, а кругом леса, топи, болота. На станции девица, не старше двадцати лет, с винтовкой на ремне водила на работу человек пятнадцать здоровенных детин, немцев. Чудно и смешно. А вот другая картина, глубоко врезавшаяся в сердце. На стации много беженцев с востока — западные области жили в войну сыто. Одна из беженок, пожилая изможденная женщина в юбке из мешка, сидя прямо на земле, кормила хлебом трехлетнюю девочку. Это была черно-зеленая, видно, очень твердая масса без характерной для хлеба ноздреватости. Мы разговорились. Беженцы были из-под Кирова. На вопрос о хлебе женщина сказала, что он с лебедой. Отвечала охотно, живо, а худенькая, бледная девочка все за нее пряталась. Но когда спросили: «Ну, а как там колхозы?» — женщина какое-то время молчала, глядя на нас теперь уже с недоверием и даже с испугом, переводя глаза с одного на другого, а потом ответила: «У нас хорошо... колхозы... сто процентов...», — и замолчала. Это было страшно. «Все по-старому», — промолвил кто-то из нас.
Здесь следует сказать, что во время войны, особенно к концу ее, в армии ходил слух, что колхозы распустят.
Из Лунинца мы двинулись на Барановичи — узел железных дорог. Одновременно с нашим эшелоном к станции подходил пассажирский поезд. Он нас обгонял, но стал тормозить, и мы начали его обгонять, двигаясь некоторое время рядом. Я разглядывал пассажиров, высунувшихся в окна, и вдруг увидел знакомое лицо — Таисию Тихонович, в доме которой мы встречали Новый 1943 год и за которой немного ухаживал мой двоюродный брат Михаил Бутенев. Я крикнул: «Таисия, здравствуйте!» Она неуверенно ответила: «Здравствуйте». — «Не узнаете?» Она пожала плечами. Да и где ей было вспомнить меня в красноармейской форме, с усами. Я вновь крикнул: «Мишу Бутенева помните?» — надеясь, что близкая ассоциация скажет больше, чем мой вид. Она закивала головой, заулыбалась. Пассажирский поезд стал тормозить сильнее, я прокричал, что на станции встретимся, но наш эшелон набрал скорость, и встреча не состоялась. Остановились мы лишь на товарной станции, где прожили дня три.
В эти дни через Барановичи промчался поезд со Сталиным, возвращавшимся с Потсдамской конференции. Поезд этот я проспал. Говорили, что с путей согнали не только всех людей, но и все вагоны, а стрелки взяли для надежности в костыли.
Но вот и Слуцк — станция назначения. Город небольшой, сильно разрушенный. Весь центр был выжжен. Есть улицы и тротуары, но вместо домов клумбы — фундаменты, поросшие бурьяном. Через город проходило оживленное по тому времени шоссе Москва-Брест. В городе протекала речка, тихая, заболоченная, с обилием лягушек. По окраинам города много казарм. Почти все они уцелели, лишь некоторые сгорели. В одном из таких казарменных городков располагались пленные итальянцы, жившие к тому времени довольно свободно. Они днями просиживали на речке, купаясь, полеживая на травке, и возвращались в казарму с авоськами, полными лягушек. Местные жители отворачивались, плевались. У проволоки, окружавшей казарму итальянцев, толкались бабы и шла мена: ягоды, молоко, творог меняли на хлеб, селедку, сахар. Вскоре последних итальянцев увезли домой. Среди них были и женщины. Я считал, что итальянки красивы (помнил Джемму из тургеневских «Вешних вод»), но эти были все как на подбор: низенькие, толстые, рыжие.
Полки дивизии, не дойдя до Слуцка, остановились у районного центра Красная Слобода. Младший лейтенант Пилипенко предложил мне остаться у него под командой на заготовке фуража, но меня тянуло в батальон. На машине, груженной ящиками с американской свиной тушенкой, я добрался до Красной Слободы, а там до леса, где расположился наш батальон. Встретили радушно. Солдаты строили землянки. Каждый взвод строил себе. Позади трех взводных землянок землянка ротного, позади трех ротных — землянка батальонного. Доски для землянок тесали топорами, как в бронзовом веке. Подстать этому была и гауптвахта, перенятая невесть с каких времен — яма в поле, на дне ямы немного соломы, а на соломе возлежал мой бывший разведчик, которого я и пришел проведать.
Вскоре нас, группу награжденных, построили на поле скошенной ржи и вручили награды — мне орден Славы III степени. Довольно скоро кавалеры этого ордена, аналога солдатского Георгиевского креста, были оскорблены тем, что выпущенная медаль «За победу над Германией», которую давали всем участникам войны, повесили на такую же ленточку, как и орден Славы.
Осенью 1945 года демобилизовали «старичков». Домой они ехали с подарками из «трофеев», каждый получил по несколько килограммов сахара и по полотенцу с надписью красным по белому «Krigsmarine» — военно-морской флот. После демобилизации в полку была проведена сортировка наподобие той, какую я пережил в марте 1940 года, когда «чистили» Московскую Пролетарскую дивизию, и нас, несколько человек, «не подходящих по происхождению» к этой дивизии, перевели в запасной армейский пехотный полк. На этот раз вмешался Братков, и меня оставили в гвардейской части.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.