Пути к раю. Комментарии к потерянной рукописи - [9]

Шрифт
Интервал

Малларме пишет:

чистота свет электр —

— несмотря на

отпечаток незыблемости, объем через эту игру становится подвижным — из смерти возникает жизнь.

(Лист 191)

56. Шерер, а. а., предлагает здесь параллелепипед.

57. Ibid.

58. Квадрат и куб. На фотографиях Школы искусств «Уновис» в Витебске, где преподавал Малевич, мы видим, что его ученики нашивали на свои блузы черные квадраты, как эмблему нового времени. За несколько лет до этого Малевич написал «Черный квадрат» — ворота в супрематизм. Он называл его также «нагая икона нашего времени… царский сын». В то же время Малевич в туманных и непонятных выражениях раз за разом восхваляет родственника квадрата в трех измерениях — куб. Куб, говорит он, «это геометрический рай, символ новой вечности».

Может быть, «Черный квадрат» следует воспринимать как след куба, упавшего гранью на плоскость. В фантастических рассуждениях того времени о еще невидимом четвертом измерении часто приводятся изображения падающих кубов, которые оставляют разнообразные следы в двух измерениях. Через эту встречу двух размерностей пытались наглядно изобразить аналогичную, хотя и трудно представимую встречу между третьим и четвертым измерением. В маленьком классическом произведении «Flatland. A romance in many dimensions» 1882 года («Плоская страна. Роман во многих измерениях») квадратный

повествователь книги по имени A. Square (Э. Квадрат) попадает в тюрьму из-за своих еретических рассуждений о высшем измерении, которое существует над его собственной

Могила Малевича, фото Суэтина, 1935.

Плоской страной. В предисловии к книге, беседуя с существующим в трех измерениях издателем книги Эдвином Эбботтом, учителем гимназии, англичанином, увлекающимся вопросами теологии, он подводит итог своей судьбы. Что произошло бы в собственной Объемной стране (Spaceland) Эбботта, если бы там кто-нибудь начал разглагольствовать о четвертом измерении? «Разве ты не отправил бы его за решетку? Отправил бы, и такова же моя судьба, потому что для нас, жителей Плоской страны, так же естественно отправить за решетку Квадрат, который предрекает третье измерение, как для вас, жителей страны Объемной, отправить за решетку Куб, который предрекает четвертое измерение». Так же как двумерные существа, обитающие на плоскости, мы не в состоянии представить, что феномен нашего хаотичного существования, да и сама смерть, может быть, всего лишь след более высокого и совершенного измерения. На первой выставке супрематизма в 1915 году, где Малевич выставил «Черный квадрат», можно было встретить много названий, в которые входило понятие «четвертого измерения».

Последним, посмертным произведением Малевича был его собственный надгробный камень. Он находится под Москвой, в маленьком поселке Немчиновка, и представляет собой куб, на котором нарисован черный квадрат. Ученик Малевича, Суэтин, сфотографировал

надгробие сразу после смерти мастера в 1935 году, и эта фотография словно бы намекает на главную тему Малевича — отношение между низшим и высшим измерением. Суэтин сфотографировал надгробие, стоя прямо перед ним, так что оно выглядит как краеугольный камень супрематизма, «Черный квадрат», и хранит память о нем. И в то же время мы знаем, отойди Суэтин хотя бы на шаг в сторону, и мы увидели бы за углом более высокое измерение, геометрический рай. См. Donald Karshan. «Behind the square: Malevich and the cube» в «Kasimir Malewitsch zum 100. Geburtstag, gal. Gmurzynska», 1978 (Доналд Каршен. «За квадратом: Малевич и куб». В книге «К столетию со дня рождения Казимира Малевича, гал. Гмурзинска»), а также Robert С. Williams. «Artists in revolution», 1977 (Роберт К. Уильямс. «Художники в революции»).

59. Ср. основанную в 1930 году французским критиком Мишелем Сефором группу художников, представителей неопластицизма, «Круг и квадрат»; выдающимися членами этой группы были Мондриан, Вантонгерлоо и Торрес-Гарсиа. Соблюдая строжайшую геометрию, они стремились к безупречной чистоте и священному совершенству. Многие из них были сторонниками здоровой и воздержанной жизни, вегетарианцами и убежденными трезвенниками. Гун-нар Экелёф встречал подобных конкретистов в Париже и называл их «инженерами-трап-пистами». Отто Г. Карлсунд также с изумлением рассказывает о своем впечатлении от посещения мастерской Мондриана: «Я помню, там не было ни пылинки, все сверкало чистотой. Стены были поделены на поля так же, как его картины».

60. Квадрат и куб. Здесь подразумевается видение нового Иерусалима в Откровении Иоанна (21, 16–17): «Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий. Длина, и широта, и высота его равны». Новый Иерусалим, кубический, минеральный и кристаллический, мыслится как конечная точка цикла. Начало, земной рай, наоборот, представляет собой сферу, растительную и органическую. И путь от круга к квадрату толкуется здесь как образ квадратуры круга.

61. В «Путешествии на Восток» Жерара де Нерваля (Gerard de Nerval. «Voyage en Orient»), написанном в 1851 году, путевые заметки рассказчика постоянно смешиваются с плодами романтического чтения. Непосредственные наблюдения и впечатления прерываются длинными фантастическими рассказами, вложенными


Рекомендуем почитать
Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Жюстина, или Несчастья добродетели

Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.


Шпиль

Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.


И дольше века длится день…

Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.


Дочь священника

В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.