Пути и перепутья - [101]

Шрифт
Интервал

— Ах, вы тут! — раздался веселый голос тети Веры. — С нами скучно? А я давно так не веселилась. Тебе, Васятка, спасибо.

Она втиснулась между нами, обняла за плечи.

— А в лагерь я поеду! — сказала сердито. — Куда же деваться? Сам директор просит. — И, тут же встав, она со смехом толкнула нас друг к другу. — А вы идите-ка погуляйте! Чего вам с нами, стариками, делать? У нас свои разговоры… Я лодку у Хватовых спрошу. Терентий не откажет. Вот и покатаетесь. Красотища!..

— Ты, мама, совсем?.. — Зойка притронулась пальцем к виску.

Но тетя Вера уже выскользнула за калитку и скоро вернулась с веслами и ключом.

— Крайняя… За железный колышек привязана. Лодка сухая, легкая… Ну?

— Вечно ты, мама… — начала было Зойка и вдруг — азартно и властно: — Бежим? Через сад…

По извилистой тропке, пригибаясь под ветками яблонь и вишен, она подвела меня к забору и, раздвинув доски, первой выбралась на «блюдечко». Я вылез за ней, выпрямился, и мне показалось, что тьма пропала, а сам я стремительно расту. Сначала представилась Зойка на краю обрыва, потом лодки, тихо трущиеся друг о друга просмоленными боками, потом, за лунным разливом реки, дымящийся луг и даже зубчатая кромка леса на горизонте — знакомая с детства картина. И церковь на горе у дальней излучины, и песчаные косы на перекате, и дряхлая вышка на острове, заросшем кустарником, и пашни на склонах, и непролазные джунгли ивняка на другом берегу.

Но Зойка уже спускалась к реке — цокали камешки по обрыву.

— Левее бери! Не забыл? — донеслось из тьмы.

Я осторожно нащупал первую опору, затем вторую, и скоро ноги понесли меня с камня на камень и чудом остановили только у кромки воды. А Зойка уже звала меня откуда-то сбоку.

— Сюда, скорее!..

Стоя в лодке, она приняла весла, пропустила меня на корму. Мое место, конечно, было не там. Мне пришло это в голову лишь после того, как Зойка едва не сорвалась в воду, отталкивая лодку от берега, а взявшись за весла, подняла кучу брызг.

— Дай мне, — с запозданием попросил я.

— Догадался все-таки! — засмеялась она, — Прогресс!

Тяжелая плоскодонка завихляла от моих неровных гребков, но я вошел в ритм, и вода зажурчала сердитей от нарастания скорости. Город уплыл за корму, замерцал огоньками, как догорающий костер грудой угольков. В свете луны лениво ворошились над рекой заблудшие облака. Зойка в белом платье застыла на корме «спящей царевной».

А я?.. Меня опять сподобило увидеть себя как бы со стороны — в ситуации, прежде совершенно немыслимой. Посреди пустынной реки, смутно знакомой мне и незнакомой, плыл я наедине с девушкой, чем-то меня волнующей, но прямо-таки закоченевшей от моей немоты. И я усмехался про себя над тем увальнем в лодке, который, расстегнув китель, только яростно ворочал веслами, не зная, на что способен еще, и будто не веря, что все наяву и что он — это он, а «спящая царевна» — та, что прежде была Зойкой, а теперь чего-то от него ожидает. Чего?..

И вдруг мне представилось, что в лодке таится и еще кто-то, помимо нас, — она от этого даже потяжелела!.. Олег? Нет, он всегда был с нами и даже в нас, и это меня с Зойкой только объединяло. Об Олеге она, как и прежде, не таясь, поразмышляла бы со мной. Лишь перед братом она всегда немного робела. Чтобы не показаться, ему смешной, по десять раз обсуждала со мной все, о чем собиралась разговаривать с ним. Робеет перед братом и сейчас. Недаром до сих пор не открылась ему в наболевшем. А мне?..

Я перестал грести и уже подбирал слова, пригодные расположить «царевну» к откровенности, как вдруг сам же и воспротивился этому: «Не надо! Не хочу!» И я сильнее налег на весла, словно хотел убежать от того, еще неизвестного, чем разъединили нас годы.


Далеко позади мерцал огоньками город. Пахнуло ветерком с лугов. Мы вошли в излучину. За ней, я вспомнил, перекат, потом уютная бухточка, где мы ловили когда-то пескарей, а в жаркие полдни голыми руками вытаскивали из-под кустов голавлей и плотву. А дальше — дальше остров, высокий и длинный, как выброшенный на песчаную отмель кит.

Луна, взойдя над кручей, перебросила к нам с дальнего берега зыбкую серебряную стежку. И тут Зойка поежилась, огляделась.

— Вася! Куда же ты? К дому правь… Слышишь? — Голос ее дрогнул. — Поворачивай!

— Рано… — Я выходил из повиновения. — На остров поплывем.

— Что?! Ты шутишь?

Она попыталась перехватить весла, но я так неосторожно рванул их к себе, что Зойка едва не сорвалась за борт.

— Вот ты значит теперь какой? — сказала, переведя дыхание. И вдруг в ней что-то переменилось. — Тоже герой — на остров! А мне на работу, с первой сменой.

Я уже не знал, куда грести, весла разгулялись.

— Ну что ты смотришь? — терзал меня незнакомый властный голос. — Черпак передай, воды хлебнули… И ты мне все о себе расскажешь. Все, все! Понятно? Там — на острове… — И вдруг Зойка близко, совсем по-свойски наклонилась ко мне. — А спички есть, костер разжечь? Ты ведь не куришь?

— Курю иногда… А потом, и некурящие спички носят. Есть такой анек…

Вовремя вспомнив, каков анекдот, я прикусил язык, а тот, кто, наблюдая за мной со стороны, лукаво шептал, что девушек непременно угощают байками, исчез бесследно. Но Зойки не обманул.


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.