Пути и перепутья - [100]

— Ты где живешь? Почему меня не узнаешь? Может, нам по пути?

— Я в школе живу, — признался Петр. — В своем классе.

— А мать?

— При чем тут она? — Петр отвернулся. — Лучше умру, чем жить по ее.

Оказалось, мать его устроилась куда-то буфетчицей, сошлась с пьяницей, в доме дым коромыслом, и Петьке противно домой заявляться. За то, что моет полы, колет дрова, топит печи, школьный сторож с уборщицей, его тайком в школе и приютили, подкармливают кое-чем.

Зойка все это пересказала своей матери, та — Терентию Хватову, а он и придумал:

— Один ему путь — к нам, в ремесленное. Иначе пропадет, золотая рота…

После училища Петр на завод, фрезеровщикам, годы вышли — на фронт. Зойке писал письма, писал и из госпиталя — был ранен в руку. А в поликлинику к Зойке пришел уже с заводским пропуском. Хватов порекомендовал Щербатого в отдел кадров — инспектором: следить, чтобы в цехах, как надо, принимали и использовали выпускников ремесленных училищ — сотнями их присылали отовсюду на набирающий прежнюю силу завод.

Петр был тогда весел. Хотя и стал инвалидом, тяжкий камень, что носил в себе из-за отца, после фронта, кажется, навсегда выбросил. Поступил в вечерний техникум, сразу на третий курс, в общежитии неплохо устроился. Еще раза два заглядывал он к Зойке в поликлинику, а потом заявился к ней домой, совершенно убитый:

— Не могу больше на этой собачьей должности. Ремесленников у нас миллион, и бед у них миллион. Разрываюсь на части, а какой толк? Начальство в цехах от меня только отмахивается: «Некогда! План!»

Петр парень-честняга. Ему — чтоб все с его подопечными было строго по закону: работа каждому по разряду и специальности, станки исправные и инструмент — полное внимание ко всем и справедливость. А новичков в цехах сплошь и рядом держат за пасынков, за подсобников, к настоящему делу не допускают, они-де зеленые, зря им такие высокие разряды в училищах присвоили.

Постоять за себя ребятишки еще не умеют, потому и на хлеб себе не всегда зарабатывают. А большинство из них — приезжие, общежитские, у многих ни отца, ни матери, осиротели в войну. Вот Петька и издергался до бессонницы от хлопот и переживаний за каждого.

Тогда Зойка вместе с Петром сходила к Хватову — в надежде на его мудрый совет. И Терентий Петра немного успокоил:

— Ты, золотая рота, на себя все берешь, так и правда свихнешься. А ты научись перекладывать и на других, они не меньше тебя за эту золотую роту в ответе. Не хотят тебя слушать — пиши бумагу, докладную по начальству, а копию береги для отчета. Пиши и пиши, капля камень долбит.

Он и еще кое-что Петру присоветовал, и тот приободрился, дела немного получше пошли. Чем дожидаться его докладных — они иногда и на стол Прохорова попадали, — стали находить, что лучше быть к Петру поотзывчивее, а значит, и к его подопечным. Но незадолго перед приездом Олега перехватил Петра в своем механическом цехе Ковригин:

— Это ты, писака, на нас докладные строчишь? На лучших наших рабочих и мастеров поклеп возводишь? А кто ты такой, думаешь, мне неизвестно? Яблочко от яблони недалеко падает! Хочешь, чтобы и я написал докладную о твоем папаше?.. Вон из моего цеха! Мы знамя недаром получаем и лучше знаем, кто у нас кто!

Случилось это при людях, тех же ремесленниках, и Петр был в страхе, что история его отца перед ними откроется. Дня три промучился в одиночку, потом пришел к Зойке, совершенно неузнаваемый:

— Мне лучше отсюда уехать куда подальше, где не будут за отца глаза колоть.

Тут даже Терентий Хватов растерялся — затрясся, обнял Петра:

— Сынок! Тебе, уедешь, может, и, правда, лучше будет. А нам? Не могу я и тебя потерять… Хочешь, живи у меня, забудь про все, займись одной учебой.

На следующий день он нашел Щербатого и сообщил, что в их училище свободна должность замполита и Петра на нее готовы взять, так как по всем статьям он к этому делу пригоден — и фронт прошел, и сам был станочником, техникум уже дошибает, а главное, хорошо знает, с чем на заводе сталкиваются выпускники, и сможет лучше их к этому подготовить. Народ-де в училище хороший, Петра не обидят, а как поставить на место Ковригина, стоит подумать. Петр уже склонялся принять такое предложение, политикой он всегда интересовался, о чем Олегу в ту первую их встречу и рассказал. А Олег его выслушал и вдруг как отрубил:

— Не имеешь права на это замполитство! Ковригин-то торжествует? А ты дезертиром окажешься! И кого воспитаешь? Хлюпиков, слабаков?

Петр и слова не смог вымолвить — побледнел так, что и Олег за него испугался, положил руку на плечо:

— У тебя цела докладная на Ковригина, можешь мне показать?

А все бумаги свои и ценные книги Петр хранил у Зойки. Уединились Олег с Петром, допоздна в бумагах его разбирались…

— Вот выходит, я их и свела! — помолчав, добавила к своему рассказу Зойка. — Наутро Олег с бумагами Петькиными в горком партии, а там за него и схватились: на заводе у нас за год три комсорга сменилось — один в деньгах запутался, другой в девчонках, морально неустойчивый, а третий сразу заныл, стал обратно в свой цех проситься, ничего у него в комитете не клеилось; вот Олега туда и сосватали. Вернулся из горкома: «Все! — говорит. — Передай Петру, чтоб не смел увольняться с завода. Не я буду, если не наведем у Ковригина порядок. А сначала я заставлю Федора перед Петром извиниться». Пошел к Ковригину в цех, да обжегся… А теперь…