Пути и лица. О русской литературе XX века - [187]
Стало быть, на протяжении всего стихотворения человек отделен от природы, он постигает движение исторического времени не слиянием с природой, а силою тех чувств и мыслей, которые она пробуждает в нем. Так открывается в стихотворении одна из особенностей поэтического мира Твардовского — самостоятельность человека и природы в их взаимоотношениях. В лирике Твардовского крайне редки — и уж, во всяком случае, не типичны — и образы, одушевляющие природу, и образы, открывающие природное в человеке. Человек и природа объединяются силою поэтической мысли, и взаимосвязь эта не приводит к слиянию человека с природой — человеческое здесь всегда торжествует. Природа у Твардовского как бы стоит по ту сторону «тревоги и боли насущной», именно поэтому она и не может осуществлять сама связь времен, а напоминает о ней человеку, в котором живы и сегодняшние и минувшие тревоги. Это мы видели в «Березе», это же можем увидеть и в «Горных тропах», и в «Посаженные дедом деревца…», и в «Листва отпылала…», и во многих других стихотворениях.
Мир природы может пробудить в лирическом герое и вполне конкретные исторические ассоциации. Вот в стихотворении «Многоснежная зима…» поэт, глядя на выпавший обильно снег, обращается к кругу народных примет («Мало снегу — год голодный, / Вдосталь снегу — сытый год»), и размышление это. естественно, пробуждает в нем память о сравнительно недавних тяжких испытаниях: «Лишь в примете чрезвычайной / Не примкнуть бы к старине. / Что отменно урожайный / Выпадает год к войне». Так даже самая мирная картина «многоснежной зимы» приносит в сегодняшний лень память о былых невзгодах. Стихотворение это продолжает устойчивую традицию поэзии Твардовского, в которой не угасает память о тяжелейшем историческом потрясении, пережитом нашей страной, — вспомним хотя бы такие стихотворения последних лет, как «Отцов и прадедов примета…», «Перед войной, как будто в знак беды…»
И все-таки даже здесь поэт, вспомнив прошлое, обращается мыслью именно к сегодняшнему дню, не желая в этой «примете чрезвычайной» примкнуть к прошлому. В любой ситуации чувство истории обращает взгляд поэта не назад, не в прошлое, замкнутое на себе, а через прошлое — в сегодняшний день, образ которого становится масштабнее, обретая историческую глубину.
Ощущение сегодняшнего дня как естественного звена истории народной неизменно приводит Твардовского к размышлениям о нравственных проблемах. Возникает чувство неумирающей ценности связи времен, переклички поколений, так ясно воплотившееся в целом ряде произведений сборника «Из лирики этих лет». Оно, это чувство, бросает свет на все позднейшее творчество поэта, служа противовесом мотиву бренности, заката, смерти, звучащему в таких стихотворениях, как «Листва отпылала…», «Все сроки кратки в этом мире…», «Некогда мне над собой измываться…», из цикла «Памяти матери» и другие.
И вот именно историческое чувство демонстрирует, как явственно перекликаются между собою стихотворения сборника «Из лирики этих лет». От стихотворения «Дорога дорог», открывающего сборник, тянется нить к «Горным тропам». Стихотворения ли как бы перетекают, проникают друг в друга: образ дороги нашего народа (в стихотворении «Дорога дорог») обретает в «Горных тропах» большую глубину и обобщающий нравственный смысл, в свою очередь, придавая ему необходимую национальную, историческую конкретность. Чувство связи времен, перекличка поколений оборачивается иною своей стороной в стихотворениях «Береза» и «Посаженные дедом деревца…», где образ деревьев – свидетелей времен, набравший в первом стихотворении большую обобщающую силу, находит во втором, при всей его масштабности, некоторую камерность, лирическую четкость, связуясь с конкретной человеческой судьбой и контрастируя с мыслью о краткости земных сроков, возникшей уже в этом стихотворении и эхом отзывающейся в целом ряде других. От стихотворения «Космонавт», естественно выразившего идею эстафеты поколений, родственные нити протягиваются, с одной стороны, к стихотворениям, отмеченным чувством истории, с другой — к стихотворениям, полным неизжитой боли прошлого (таким, как «Ночью все раны больнее болят…», «Я знаю, никакой моей вины…», «Лежат они, глухие и немые…» и другим). Чувство связи времен, уверенность в непрерываемости исторического движения народа проникнуто той оптимистической, светлой нотой, которая так необходима в скорбной мелодии, неизменно звучащей в поздней лирике Твардовского.
И надо сказать, эта неутихающая память о былых исторических потрясениях так глубоко проникла в сознание поэта, так естественно порою растворяется в созданной им лирической картине мира, что угадать ее присутствие невозможно, не прислушавшись к перекличке стихотворений, эхом отзывающихся друг в друге. Эхом, в котором становятся вдруг слышны самые затаенные ноты, самые сокровенные движения души лирического героя. Вот в стихотворении «Спасибо за утро такое…» перед нами полный чувства покоя лирический пейзаж, отрешенный от образов грозного прошлого. Казалось бы, все в этой миниатюре открыто читателю, все вынесено на «поверхность» воссозданной картины. Так оно и есть, но обратим внимание, в каком окружении находится в сборнике это стихотворение, и лишь тогда мы осознаем весь многозначный смысл этого лирического пейзажа. Непосредственно предшествует ему стихотворение «Многоснежная зима…», где мирная картина природы пробуждает в герое память о минувшей войне. После «Спасибо за утро такое…» следуют стихотворения «В который год мне снится, повторяясь…», «Я знаю, никакой моей вины…», «Лежат они, глухие и немые…», где живая память о минувшем, неутихающая боль прошлого предельно обнажены. И мы начинаем понимать, что чувство покоя так откровенно — уже с первой строки — подчеркнуто в стихотворении «Спасибо за утро такое…» именно потому, что покой этот — покой обретенный, стоивший дорогой цены. И не менее важна здесь обратная связь — эхо войны, донесшееся до этой картины тихого зимнего утра, растворяется в умиротворенности лирического пейзажа и возвращается к окружающим его стихотворениям чистой нотой покоя и гармонии, говорящей о том, что та боль и кровь были не напрасны, утверждающей необратимость исторического движения народа.

Вторая книга о сказках продолжает тему, поднятую в «Страшных немецких сказках»: кем были в действительности сказочные чудовища? Сказки Дании, Швеции, Норвегии и Исландии прошли литературную обработку и утратили черты древнего ужаса. Тем не менее в них живут и действуют весьма колоритные персонажи. Является ли сказочный тролль родственником горного и лесного великанов или следует искать его родовое гнездо в могильных курганах и морских глубинах? Кто в старину устраивал ночные пляски в подземных чертогах? Зачем Снежной королеве понадобилось два зеркала? Кем заселены скандинавские болота и облик какого существа проступает сквозь стелющийся над водой туман? Поиски ответов на эти вопросы сопровождаются экскурсами в патетический мир древнескандинавской прозы и поэзии и в курьезный – простонародных легенд и анекдотов.

В книге члена Пушкинской комиссии при Одесском Доме ученых популярно изложена новая, шокирующая гипотеза о художественном смысле «Моцарта и Сальери» А. С. Пушкина и ее предвестия, обнаруженные автором в работах других пушкинистов. Попутно дана оригинальная трактовка сверхсюжера цикла маленьких трагедий.

Новый сборник статей критика и литературоведа Марка Амусина «Огонь столетий» охватывает широкий спектр имен и явлений современной – и не только – литературы.Книга состоит из трех частей. Первая представляет собой серию портретов видных российских прозаиков советского и постсоветского периодов (от Юрия Трифонова до Дмитрия Быкова), с прибавлением юбилейного очерка об Александре Герцене и обзора литературных отображений «революции 90-х». Во второй части анализируется диалектика сохранения классических традиций и их преодоления в работе ленинградско-петербургских прозаиков второй половины прошлого – начала нынешнего веков.

Что мешает художнику написать картину, писателю создать роман, режиссеру — снять фильм, ученому — закончить монографию? Что мешает нам перестать искать для себя оправдания и наконец-то начать заниматься спортом и правильно питаться, выучить иностранный язык, получить водительские права? Внутреннее Сопротивление. Его голос маскируется под голос разума. Оно обманывает нас, пускается на любые уловки, лишь бы уговорить нас не браться за дело и отложить его на какое-то время (пока не будешь лучше себя чувствовать, пока не разберешься с «накопившимися делами» и прочее в таком духе)

В настоящее издание вошли литературоведческие труды известного литовского поэта, филолога, переводчика, эссеиста Томаса Венцлова: сборники «Статьи о русской литературе», «Статьи о Бродском», «Статьи разных лет». Читатель найдет в книге исследования автора, посвященные творчеству Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, поэтов XX века: Каролины Павловой, Марины Цветаевой, Бориса Пастернака, Владислава Ходасевича, Владимира Корвина-Пиотровского и др. Заключительную часть книги составляет сборник «Неустойчивое равновесие: Восемь русских поэтических текстов» (развивающий идеи и методы Ю. М. Лотмана), докторская диссертация автора, защищенная им в Йельском университете (США) в 1985 году.

Книга «Реализм Гоголя» создавалась Г. А. Гуковским в 1946–1949 годах. Работа над нею не была завершена покойным автором. В частности, из задуманной большой главы или даже отдельного тома о «Мертвых душах» написан лишь вводный раздел.Настоящая книга должна была, по замыслу Г. А. Гуковского, явиться частью его большого, рассчитанного на несколько томов, труда, посвященного развитию реалистического стиля в русской литературе XIX–XX веков. Она продолжает написанные им ранее работы о Пушкине («Пушкин и русские романтики», Саратов, 1946, и «Пушкин и проблемы реалистического стиля», М., Гослитиздат, 1957)