Пути-дороги - [83]

Тем временем штаб разработал дальнейший маршрут нашего движения, а на рассвете последовал приказ: «В путь!» Часовые с трудом разбудили спящих. Взводные и ротные командиры наводили порядок в своих подразделениях, собирали людей. А в это же самое время на другом конце села один из наших отрядов все еще вел бой с противником. Затем его сменил другой отряд, перед которым стояла задача сдерживать гитлеровцев до тех пор, пока остальные наши товарищи не отыщут лазейку, через которую можно благополучно улизнуть.

Медленно рассветало. Мы тронулись в путь. Он лежал через лес, который пересекала железнодорожная ветка. Дальше виднелся мост. Откуда-то с той стороны раздались выстрелы, но вскоре все стихло. Как выяснилось позже, мост охраняло отделение гитлеровцев. Однако партизаны так быстро разделались с ними, что движение колонны даже не застопорилось.

Мы все шли и шли. Казалось, что уже никогда не будет конца этому бесконечному маршу. Опустив голову на грудь, я машинально переставлял ноги. Вдруг мне показалось, что кто-то окликнул меня по имени. Я оглянулся и увидел Еву, которая ехала верхом на лошади, улыбаясь во весь рот, а рядом на длинном поводке шла вторая лошадь.

— Пишта! Я привела тебе коня! Садись!

Этим Ева очень тронула меня. Во мне заговорил голос совести: ведь в Москве, узнав о том, что нам в группу дают девушку, я заметил: «И на кой нам черт нужна эта баба?»

Не желая оставаться у нее в долгу, я вынул из кармана два красных яблока.

Ева очень обрадовалась подарку. Одно яблоко она тут же начала есть, а второе протянула девушке, лежавшей на повозке.

— Знаешь, бедняжка очень больна. Я скажу, что это ты ей передал…

Наконец мы приехали в село, где нам разрешили полусуточный отдых. Наша маленькая венгерская группа снова собралась вместе, не хватало только Домонкаша. Мы поделились друг с другом новостями и пришли к выводу, что только теперь стали настоящими партизанами, вкусив все трудности партизанской жизни.

Пишта Ковач начал философствовать, разбирая наш рейд, так сказать, по косточкам.

— Прошло всего три недели, — говорил он, — как мы перешли линию фронта и оказались в тылу врага, который заметил нас, и не только заметил, но и принял кое-какие меры для того, чтобы уничтожить. Только этим и можно объяснить, что несколько дней подряд мы продвигаемся с боями, и это на местности, где до этого никто в глаза не видел ни одного гитлеровца.

Мы не могли не согласиться с Ковачем. Все заметили, что в последние дни над нами все время кружили разведывательные самолеты противника, а на нашем пути то и дело встречались немецкие заслоны.

Йошка Фазекаш начал серьезно беспокоиться о Фери Домонкаше, как вдруг он заявился к нам. Два дня назад, когда отряд прорывался из окруженной фашистами деревни, Домонкаш остался на повозке, в которой находились наша типография и личные вещи. Сейчас же Фери ехал верхом на лошади, ведя на вожжах еще одну лошадь. Увидев это, Фазекаш даже побледнел.

— А где же наша повозка? — крикнул он, предчувствуя недоброе.

Домонкаш спокойно слез с лошади, не спеша привязал ее к ограде и, стараясь не смотреть на нас, медленным шагом направился в нашу сторону.

— Где ты оставил нашу повозку?! — обрушился на Фери Фазекаш.

— Застряла в грязи, и я ее там бросил, — ответил Домонкаш равнодушным тоном. — Лошади были не в состоянии ее вытащить…

— А типография?! — взвился Фазекаш.

— Осталась в повозке, — лаконично ответил Домонкаш.

— А наши вещмешки? — спросил Пишта, которого вещи интересовали больше, чем типография.

— Тоже там остались.

— Но свой, как я вижу, ты там не оставил?! — со злостью рявкнул Ковач. — На двух лошадях нельзя было вывезти три вещмешка?

Однако этот вопрос Домонкаш не удостоил ответом. Йошка Фазекаш больше всего жалел типографию. Что же теперь будет, если мы встретимся с венгерскими войсками? Но ничего не поделаешь — типографии нет. Верно говорил комиссар Тарасов, что партизаны агитируют не листовками, а автоматами…

Откровенно говоря, мы с Пиштой Ковачем и Евой даже немного обрадовались этому: ведь теперь мы не будем ничем отличаться от боевых товарищей-партизан.

Отдых был кратковременным. По мерам, принимаемым командованием, мы понимали, что движемся по местности, занятой противником, и что нас ждут тяжелые дни. Об этом же говорил и приказ, согласно которому мы свернули с обычного курса и начали двигаться на юг. Каждый партизан должен был достать себе лошадь или повозку, так как нам надлежало ускорить темп движения. Было приказано держать боезапас под руками, но расходовать его только по особому приказу.

Мы начали искать повозку для нашей пары лошадей и наконец нашли ее. Двигались быстро. Погода установилась хорошая, солнечная, снежный покров был неглубоким. Ехали быстро. Но не все лошади выдерживали такой темп, поэтому наша колонна растянулась на несколько километров.

Часа в четыре пополудни мы проезжали село, через которое проходила железная дорога, о чем мы не знали. Голова колонны с частью нашего взвода — там же оказались Йошка Фазекаш и Пишта Ковач — уже переехала через железнодорожные пути, как вдруг слева показался поезд. В эшелоне на открытых платформах стояли зенитки, сидели гитлеровские солдаты. Кое-где стояли крупнокалиберные зенитные пулеметы.