Пути-дороги - [111]

Фашистский истребитель, оказавшийся в это время как раз над тем районом, заметил советский самолет и атаковал его. Несмотря на это, партизан выпрыгнул с парашютом. Вся беда состояла в том, что самолет летел уже на высоте не четырехсот метров, как планировалось, а тысячи четырехсот.

Увидев раскрытый купол парашюта, фашист обстрелял нашего летчика из пулемета.

Однако партизан не растерялся и открыл по самолету огонь из автомата. Истребитель загорелся, и фашистскому летчику волей-неволей пришлось покинуть горящую машину, тоже выбросившись с парашютом.

Дальше события развивались так: оба парашютиста спускались на землю, разделенные какой-нибудь сотней метров. Партизану удалось-таки срезать гитлеровского пилота автоматной очередью, и тот опустился на землю уже мертвым.

Все это произошло километрах в восьми от железнодорожной станции, над большим лесом. Партизан под покровом ночи подорвал полотно в нескольких местах, а сам благополучно скрылся. На следующее утро эти места уже были заняты советскими войсками.

Пока мы находились в Обарове, Золтан Ваш несколько раз навещал нас там.

Однажды он прилетел на самолете, прозванном «кукурузником». Самолет приземлился прямо на центральной площади села. Это вызвало в селе сенсацию и здорово укрепило наш авторитет. Мы быстро разогнали гусей с площади, где они паслись, поскольку площадь заросла густой травой, и стали ждать, пока самолет сядет. Выйдя из самолета, Ваш как-то растерянно осмотрелся: оказалось, что при посадке он потерял очки. Мы все бросились их искать. Облазили все закутки, но очков так и не нашли. Золтан Ваш очень расстроился, ведь без очков он почти ничего не видел. С тех пор у нас даже родилась поговорка: «…так же трудно, как найти очки, упавшие с самолета».

Однако не этот перелет оказался для Ваша самым опасным. В другой раз он поехал к нам в открытом джипе. По дороге навстречу шел грузовик с партизанами. Увидев их, Ваш закричал, чтобы они остановились, но те не услышали его. Тогда Ваш выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Выстрел партизаны услышали, но, поскольку в ту пору там нередко разбойничали банды националистов, они по ошибке решили, что их как раз и обстреляли бандиты. Партизаны открыли огонь по джипу. К счастью, недоразумение быстро выяснилось и никто не пострадал. Для Ваша же это было, как он сам говорил, настоящим боевым крещением.

Во время одного из своих приездов Золтан Ваш позвал нас с Пиштой в комнату Ногради и официальным тоном перешел к сути дела.

— Кончайте с вашей дружбой раз и навсегда! — строго проговорил он. — Если я приеду еще раз и увижу вас вместе, то я немедленно отошлю Еву в Москву, а тебя, Декан, обратно в лагерь для военнопленных!

Услышав такое, мы оцепенели. Я посмотрела на Пишту и заметила, что он весь кипит от возмущения.

«Интересно, кому в голову пришла такая идея?» — подумала я.

— Что же нам теперь делать? — спросила я Пишту со слезами на глазах. Я была возмущена до глубины души. Это решение казалось мне таким несправедливым. Вот что мы заслужили после всего перенесенного нами! А ведь сам Ваш говорил, что генерал Наумов был очень доволен Пиштой и даже представил его к награде.

Пишта молчал, что-то обдумывая про себя, а затем сказал:

— Я поговорю с Золтаном Вашем с глазу на глаз. Если же он и тогда не изменит своего решения, мы бросим партизанскую школу и немедленно уйдем на фронт с любой советской воинской частью!

Когда Золтан Ваш уезжал, мы подошли к нему и попросили взять нас с собой в город. Ваш не возражал. Не доехав до города, мы попросили его остановить машину, чтобы спокойно поговорить с ним по душам.

Пишта тихо, но решительно заявил Вашу, что наши отношения отнюдь не таковы, чтобы их можно было прекратить по приказу.

Однако Золтан Ваш оставался при своем мнении. Пишта разгорячился и стал говорить не выбирая слов. Ваш начал сдаваться, так как понял, что разлучить нас ему будет не так-то легко. Он попытался сменить тактику, чтобы успокоить Пишту. Так мы в тот раз и расстались, ни до чего не договорившись.

Наше спокойствие было нарушено. Пишта считал, что нам следует уйти из партизанской школы и вступить в советскую воинскую часть, идущую на фронт. Но для этого нам нужно было прежде всего попасть в Киев, в Штаб партизанского движения Украины.

В нашей школе было много радистов-венгров. Я лично занималась с Имре Сенеши и Золтаном Тендалем, учила их работать на ключе. Однако это были холостые тренировки, так как батарей питания на наших рациях не было.

Тогда я подала товарищу Ногради мысль съездить в Киев за батареями. Он согласился. Одна довезти батареи я не могла, так как они очень тяжелые, поэтому поехать вместе со мной было приказано Пиште.

Поезда тогда ходили еще нерегулярно и медленно, и мы решили ехать на машине. В войну как-то само собой установился такой обычай: военные машины, независимо от того, были ли это грузовики или легковые, подбирали на дороге голосующих военных и гражданских. На перекрестках дорог стояли военные регулировщики, управлявшие всем движением. Правда, иногда приходилось ждать по полдня, пока для тебя найдется местечко в машине, ведь они почти всегда были переполнены, а водители гораздо охотнее брали гражданских пассажиров, у которых в руках была бутылка самогона.