Пути-дороги - [108]

А вскоре наша бригада получила первое боевое задание — подорвать железнодорожную линию. И для нас началась обычная партизанская жизнь».

Медовый месяц

Однажды вечером, когда мы с Пиштой гуляли в парке, он неожиданно спросил меня:

— А что ты ответишь, если я попрошу тебя стать моей женой?

Я с удивлением уставилась на него. За время нашего знакомства мы действительно стали друзьями, постоянно старались быть вместе, и товарищи считали нас мужем и женой.

И все-таки, несмотря на это, предложение Пишты было для меня неожиданным, потому что я никак не могла поверить, что кто-то может по-настоящему полюбить меня, поскольку красивой я себя никогда не считала. Так я и сказала Пиште. Несколько дней подряд мы говорили с ним об этом, много спорили и наконец решили доложить командованию партизанской школы о своем решении пожениться.

Начальник школы воспринял наше заявление без особой радости.

— Сегодня свадьба, завтра у вас дети пойдут, а послезавтра в партизанской школе нужно будет открывать детские ясли, — сердито сказал он.

Однако мы упорно настаивали на своем и попросили его выделить для нас отдельную комнату.

— Вон стоят немецкие бараки, — не очень любезно бросил нам командир, — наведите в одном из них чистоту и живите!

В тот же день мы в Пиштой осмотрели бараки и выбрали себе один, где до этого находились двухместные офицерские квартиры. После отступления гитлеровцев в этих бараках никто не жил, словно все боялись или брезговали жить в них. В каждом помещении было по колено грязи, мусора, хлама, валялись пустые бутылки и консервные банки. Выпросив на кухне ведро и тряпки, мы вскипятили воду и устроили большую уборку.

Пишта все хотел сделать сам: носил воду, мыл пол и протирал окна. К вечеру того же дня облюбованная нами комната сверкала чистотой, а мы, уставшие, но счастливые, пошли в город, держась за руки, чтобы достать там конную повозку для переезда. Мы, венгры (нас было десять человек), жили в одной большой комнате, где наши с Пиштой железные койки стояли в углу одна возле другой.

Однако достать повозку нам не удалось, и переселение пришлось перенести на следующий день. Вечером над городом послышался знакомый рокот немецких бомбардировщиков. На землю посыпались бомбы, и наше двухэтажное здание задрожало как осиновый лист. Мы даже боялись, как бы оно не рассыпалось от взрывной волны. И вдруг поблизости раздался страшный взрыв, взрывной волной нас обоих сбросило с кроватей на пол. В вылетевшие окна виднелось кровавое зарево. Мы выскочили во двор и увидели, что вокруг замка, в котором размещался штаб, творится что-то страшное. Мы бегом помчались туда. Горели бараки за складами, да так горели, что тушить их уже не было необходимости. Все силы были брошены на гашение пожара в самом замке, куда тоже попала бомба. С жалостью и обидой смотрели мы, как горит облюбованный нами барак.

Так и пришлось нам остаться в двухэтажном здании вместе с друзьями. Ребята, правда, пожалели нас и освободили для нас маленькую комнатушку на первом этаже.

И хорошо, что мы остались со своими соотечественниками, потому что там, где есть венгры, есть и венгерская кухня. Оказалось, что в каждом венгерском мужчине спит до поры до времени искусник повар. Золи Тендаль до войны работал официантом, а во время войны стал заправским солдатским поваром. Он и здесь тотчас же занялся кухонными делами. Помогали ему все с охотой. Йошка Фабри, Пишта Ковач, Ерлеи и Якубович вызвались помочь ему готовить. В нашем меню были многие национальные блюда — от паприкаша из цыпленка до булочек с маком. Общую столовую мы навещали только из уважения к порядку.

В школе были созданы особые бригады для заготовки продуктов. Рано утром они отправлялись на рынок, где покупали продукты у женщин, приехавших из провинции. Для того, чтобы готовить по-венгерски, нужны деньги, и притом немалые. Поэтому мы скоро продали все лишние вещи, которые у нас имелись. А поскольку мы получили новое обмундирование, то в первую очередь продали свои полушубки.

Дюла Рац был недоволен нашей распродажей, но другого выхода у нас не было.

Для нашей свадьбы тоже нужны были деньги, поэтому Пишта продал свою семейную реликвию — карманные часы, а я — шерстяную юбку. По общему решению Якубович продал лошадь.

Нас часто навещал Золтан Ваш, который постоянно ездил из Москвы то в Киев, то на фронт. Ему было поручено подобрать венгров для партизанской школы.

— Нам нужно спешить! Советская Армия приближается к границам Венгрии, и скоро нам негде будет партизанить! — говорил Ваш.

Он сказал нам, что в ближайшее время сюда приедут несколько сот венгров из лагерей военнопленных, которые изъявили желание стать партизанами.

Ваш охотно остался у нас обедать. Он обожал венгерскую кухню.

Противник стал чаще и активнее бомбить Ровно. Военный комендант города приказал на ночь покидать город. Как только темнело, гитлеровские бомбардировщики волна за волной появлялись над городом и бомбили его. Скоро некоторые районы превратились в сплошные развалины. Партизанское командование распорядилось переселить нашу школу в одно из сел неподалеку от города. Вскоре мы все переехали туда.