Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - [29]
IX
Тельмесъ. — Галиль-паша. — Бейрутъ. — Портретъ. — Балъ на корабль. — Сирійскій князь
Только поэтъ могъ бы описать этотъ очаровательный маленькій заливъ Глаукусъ, въ который вошли мы 26 сентября, на лучшемъ изъ пароходовъ, когда-либо волновавшихъ его прекрасную воду. Къ сожалѣнію, съ нами не было поэта; а какъ передать прозою этотъ восхитительный эпизодъ природной поэзіи? Для этого необходима симфонія, полная сладостныхъ мелодій и тихо волнующейся гармоніи, или пѣснь, написанная чистыми, какъ кристалъ, ямбами Мильнеса. Кротко покоится этотъ милый заливъ, мирно блистая розовой зарею; зеленые острова тонутъ въ водѣ его; пурпуровыя горы волнуются вокругъ него, и до самой подошвы ихъ, выступая прямо изъ залива, раскинулась богатая зеленая долина, покрытая травой и кустарниками, посреди которыхъ мелькаютъ бѣлые домики. Я могъ разсмотрѣть небольшой минаретъ и нѣсколько пальмъ. Но тоже самое можно сказать и о другихъ заливахъ; мало этого, можно, никогда не бывши здѣсь, описать его несравненно подробнѣе, по «Караманіи» Бьюфорта, которая однакоже не въ состояніи дать вамъ о немъ ни малѣйшаго понятія.
И если самъ великій гидрографъ Адмиралтейства, измѣрившій этотъ заливъ, не могъ описать его; если даже по книгѣ сэра Джона Феллоуэса воображеніе читателя не создастъ ничего похожаго на Тельмесъ, — неужели и послѣ этого надѣетесь вы, гордый человѣкъ, сдѣлать въ этомъ родѣ удачный опытъ? Тутъ сила художника, какъ я понимаю это дѣло, заключается въ томъ собственно, что онъ искусствомъ своимъ производитъ на человѣка тоже впечатлѣніе, какое произвела природа на его собственную душу. Только музыка и поэзія способны достигнуть этой цѣли. Я признаю лучшимъ описаніемъ древнихъ, безмолвныхъ разваливъ Тельмеса «Оду къ греческой урнѣ» Китса. Взглянувши на нихъ одинъ разъ, вы никогда не забудете этой картины, какъ не забываются звуки Моцарта, которые, кажется, похитилъ онъ съ неба. Это лучшее изъ благодѣяній жизни). Вы можете, закрывши глаза, припоминать былое; прекрасное видѣніе возвращается къ вамъ, по вашему призыву; снова слышите вы божественную арію, снова рисуется передъ вами маленькій, прелестный пейзажъ, которымъ любовались вы въ красный денекъ своей жизни!
Вотъ замѣтки изъ моей памятной книжки на этотъ день: утромъ вошли мы въ заливъ Глаукусъ; высадились въ Макри; древнее, очень живописное, разрушенное селеніе; театръ на прекрасномъ берегу моря; большое плодородіе, олеандры, пальма, возвышающаяся посреди обширной деревни, какъ султанъ на фескѣ падишаха; изсѣченные гроты, или могилы на верху горы; верблюды вдоль моста.
Можетъ быть, это лучшія данныя для человѣка съ воображеніемъ; по нимъ онъ представитъ верблюдовъ, дремлющихъ подъ чинарами; портики и колонны съ дорическими травами и архитравами; гору, по скатамъ которой изсѣчены могилы, и небольшую толпу отрепанныхъ поселянъ, спускающихся по берегу къ водѣ покойнаго залива, чтобы взглянуть на пароходъ. Но главное мѣсто въ этомъ пейзажѣ долженъ занять маленькій театръ, стоящій на берегу, противъ свѣтлаго залива и выступившихъ изъ него пурпуровыхъ острововъ. Ни одинъ театралъ не видывалъ сцены болѣе обворожительной. Она располагаетъ человѣка къ поэтическимъ грезамъ и сладкой льни. О, Джонесъ, другъ моего сердца! не захотѣлъ ли бы ты превратиться въ Грека, одѣтаго въ бѣлую тогу, пріютиться здѣсь, на прохладной ступени театра, съ прелестной Неэрою, и нашептывать (на іоническомъ діалектѣ) въ розовое ушко ей сладкія рѣчи? Тогда, вмѣсто Джонеса, тебѣ слѣдовало бы называться Іонидомъ; вмѣсто шелковой шляпы, ты носилъ бы вѣнокъ изъ розъ; ты не слушалъ бы хора, поющаго на сценѣ; въ ушахъ твоихъ звучалъ бы только шопотъ красавицы, назначившей тебѣ свиданіе въ mesonuktiais horais. Урну съ твоимъ пепломъ, когда бы все уже было кончено, отнесли бы туда, въ нагорную пещеру, пережившіе тебя Іониды, при звукахъ погребальнаго гимна… Однакоже въ этихъ пещерахъ нѣтъ уже урнъ также, какъ и въ театрѣ представленій. Въ замѣну хоральныхъ мелодій, звучавшихъ здѣсь въ былое время, одинъ изъ моихъ спутниковъ, вышедши на сцену, продекламировалъ:
Въ тотъ же день остановились мы не надолго передъ другимъ разрушеннымъ театромъ Автифилоса. Наши оксфордскіе товарищи поспѣшили выдти на берегъ, вбѣжали на холмъ и стали измѣрять величину сцены и считать ступени театра; другіе, менѣе дѣятельные пассажиры, наблюдали за ними въ зрительныя трубы съ палубы.
По прошествіи двухъ дней, характеръ окружавшей васъ картины совершенно измѣнился. Удалясь отъ классической земли, мы стали на якорь въ заливѣ св. Георгія, позади большой горы. На вершинѣ ея Георгій Побѣдоносецъ убилъ дракона. Тутъ же стоялъ турецкій флотъ, подъ начальствомъ Галиля-паши, двухъ сыновей котораго умертвили два послѣдніе султана. Красный флагъ, съ луной и звѣздою, развѣвался на кормѣ его корабля. Нашъ дипломатъ надѣлъ мундиръ и поѣхалъ къ его превосходительству съ визитомъ. Возвратясь на пароходъ, съ восторгомъ описывалъ онъ красоту корабля, порядокъ, царствующій на немъ, и любезность турецкаго адмирала, который прислалъ намъ нѣсколько бутылокъ стараго кипрскаго вина. Подлѣ насъ стоялъ въ гавани англійскій корабль «Тромпъ», и капитанъ его, сообщивши намъ много примѣровъ, доказывающихъ дружелюбіе и гостепріимство Галиля-паши, подкрѣпилъ доброе мнѣніе, которое возъимѣли мы о зятѣ султана, по случаю присланнаго вамъ подарка. Капитанъ Г. увѣрялъ, что турецкіе корабли ни по вооруженію, ни по выправкѣ матросовъ нисколько не хуже военныхъ судовъ другихъ европейскихъ націй, и выразилъ искреннее желаніе командовать семидесяти-четырехъ пушечнымъ турецкимъ кораблемъ и сцѣпиться съ любымъ французскимъ фрегатомъ такаго же калибра. Но я вполнѣ увѣренъ, что онъ не усвоитъ магометанскаго образа мыслей, и что ему не предложатъ сцѣпиться съ какимъ бы то вы было семидесяти-четырехъ пушечнымъ. Если же дойдетъ очередь и до этого, то будетъ надѣяться, что для такой битвы годятся и его земляки. Если команда Тромпа похожа на матросовъ капитанскаго катера, ея не устрашатъ двѣсти пятьдесятъ человѣкъ подъ начальствомъ Жуанвилля. На этомъ катеръ доѣхали мы до берега. Ни одинъ изъ осьми гребцовъ его не ступилъ ногою на землю въ продолженіе двухъ лѣтъ, предшествовавшихъ прибытію Тромпа въ бейрутскую гавань. Можетъ ли такая жизнь назваться счастливою? Мы пристали къ набережной Бейрута, защищаемой фортомъ, который разрушенъ до половины храбрымъ старикомъ, начальникомъ англійской эскадры.
«Ярмарка тщеславия» — одно из замечательных литературных произведений XIX века, вершина творчества классика английской литературы, реалиста Вильяма Мейкпис Теккерея (1811–1863).Вступительная статья Е. Клименко.Перевод М. Дьяконова под редакцией М. Лорие.Примечания М. Лорие, М. Черневич.Иллюстрации В. Теккерея.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это можно называть как угодно - «светом», «гламуром», «тусовкой»... суть не меняется. Погоня за модой. Преклонение перед высшими, презрение к низшим. Смешная готовность любой ценой «превзойти Париж». Снобизм? Да еще какой! Изменилось ли что-то за прошедшие века? Минимально, - разве что вместо модных портных появились кутюрье, а журналы для «леди и джентльменов» сделались глянцевыми. Под пером великого острослова Уильяма Теккерея оживает блеск и нищета английского «света» XIX века - и читатель поневоле изумляется, узнавая в его персонажах «знакомые все лица».
"Записки Барри Линдона, Эсквайра" - первый роман Уильяма Теккерей. В нем стремительно развивающийся, лаконичный, даже суховатый рассказ очевидца, где изображены события полувека, - рассказ, как две капли воды похожий на подлинные документы XVIII столетия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящий том входит первая книга известного романа У.Теккерея "Пенденнис". Это, несомненно, один из лучших английских романов XIX века. Он привлекает глубоким знанием жизни и человеческой природы, мягким юмором и иронией, интересно нарисованными картинами английской действительности. Перевод с английского и комментарии М.Лорие.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.