Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - [13]

Эти горестныя происшествія должно отвести къ прочимъ обстоятельствамъ нашего путешествія. Болѣзнь и смерть стучатся, можетъ быть, въ дверь сосѣдней съ вами каюты. Вашъ добрый и любезный товарищъ совершилъ съ вами свою послѣднюю прогулку и съ вами же выпилъ свой послѣдній стаканъ вина. Любящія сердца стремятся къ нему издали, и собственныя мысли и чувства его несутся къ той точкѣ земли, куда зовутъ ихъ любовь и дружба, а между тѣмъ Великій Отецъ призываетъ его къ себѣ, повелѣвая покинуть навсегда то, чѣмъ дорожитъ онъ болѣе всего въ мірѣ.

Такой случай, какъ смерть въ карантинѣ, очень возмутителенъ. Два дня назадъ тому мы ходили съ своимъ пріятелемъ по палубѣ. У одного изъ насъ эскизъ его, у другаго карточка, на которой написалъ онъ вчера свой адресъ, приглашая посѣтить его по возвращеніи на родину. Но вотъ сегодня умеръ онъ, и погребенъ въ стѣнахъ своей темницы. Докторъ, не покидая необходимыхъ предосторожностей, ощупалъ пульсъ его; изъ города пришелъ пасторъ совершить надъ нимъ послѣдній обрядъ религіи, друзья, собравшіеся на его похороны, разставлены карантинной стражею такъ, чтобы имъ нельзя было прикоснуться другъ къ другу. Каждый изъ нихъ возвратился потомъ въ свою комнату, прилагая урокъ къ самому себѣ. Никому не хотѣлось бы умереть, не взглянувши еще разъ на милыя, дорогія для него лица. Мы скидываемъ со счетовъ тѣхъ, кого любимъ; ихъ остается очень мало, и отъ этого любовь наша къ нимъ усиливается. Не за нами ли ближайшая очередь? Почему же нѣтъ? Горько или сладостно думать о той привязанности, которая бодрствуетъ надъ нами и переживаетъ насъ?

Творецъ сковалъ весь родъ человѣческій неразрывной цъѣпью любви. Отрадно думать мнѣ, что нѣтъ на землѣ человѣка, чуждаго привязанности къ другому существу, которое въ свою очередь любитъ также кого-нибудь, и такимъ образомъ чувство любви охватываетъ всю великую семью человѣчества. И не здѣсь конецъ этой незримой цѣпи: землю соединяетъ она съ небомъ. Въ замѣну друга или сына минувшихъ дней, дается мнѣ другъ или сынъ въ этомъ мірѣ или въ странѣ, уготованной для насъ Отцемъ небеснымъ. Если эта взаимная связь, согласно съ ученіемъ нашей вѣры, не расторгается могилою, не утѣшительно ли думать человѣку, что тамъ, посреди праведныхъ, есть одна или двѣ души, любовь которыхъ незримо бодрствуетъ надъ нимъ и слѣдитъ за бѣднымъ грѣшникомъ на трудномъ пути его земной жизни?

V Воспоминанія о глаголѣ tupto. — Пирей. — Пейзажъ. — Basilena. — Классическія памятники. — Опять tupto

Не чувствуя ни малѣйшаго энтузіазма при мысли объ Аѳинахъ, я считаю долгомъ потрунить надъ тѣми, кого приводитъ въ восторгъ этотъ городъ. Въ самомъ дѣлѣ, можетъ ли юристъ, читающій только дѣловыя бумаги да газеты, одушевиться восторгомъ, чуждымъ его природѣ, и лишь только выдалось ему свободное времячко предаться поэтическимъ мечтамъ, которыя по большой части бываютъ, ей-ей, очень сомнительны? Какое право имѣютъ леди, почерпнувшія свои миѳологическія познанія изъ Пантеона Тука, считать Грецію страною романтическою? И почему йоркширскіе сквайры, эти порядочные кутилы, молодые дэнди іоническихъ полковъ, разбитые моряки съ кораблей, стоящихъ въ здѣшней гавани, и желтые, старые Индѣйцы, возвращающіеся изъ Бундель-Кунда, почему могли бы они восхищаться Греціею, о которой ровнехонько ничего не знаютъ? Пластическая красота и тѣ характеры, которые существовали здѣсь до тысячи четыреста лѣтъ назадъ тому, не могутъ быть приняты въ разсчетъ въ этомъ случаѣ. Первой, то-есть, пластической красоты, они не въ состояніи понять; что же касается до характеровъ, то есть ли что нибудь общее между этими господами и, напримѣръ, Перикломъ, между этими леди и Аспазіею? (фи!) Какъ вы думаете, многіе ли изъ Англичанъ, приходящихъ поклониться могилѣ Сократа, не согласились бы отравить этого генія? Очень немногіе; потому что ты же самые предразсудки, которые водятъ за носъ людей въ наше время, управляли ими и въ тотъ вѣкъ, когда правдивый мужъ Ксантипы былъ осужденъ на смерть за то, что дерзнулъ думать просто и говорить правду. На толпу сильнѣе всего дѣйствуетъ ея собственное убѣжденіе. Греки, изгоняя Аристида и отравляя Сократа, были убѣждены, что они совершаютъ правдивые подвиги во имя добродѣтели. «Исторія заблужденій народныхъ во всѣ вѣка» такая книга, за которую философъ былъ бы непремѣнно повѣшенъ, хотя бы вѣроятно и похвалили его.

Если бы папенька и маменька не послѣдовали убѣжденіями отцовъ своихъ и не обрекли своего единственнаго, возлюбленнаго сынка (который въ послѣдствіи прославилъ себя подъ именемъ Титмарша) на десятилѣтнее, адски горестное, скучное и исполненное тираніи изгнаніе; если бы не подчинили они свѣжихъ чувствъ маленькаго Микель-Анджело дисциплинѣ грубыхъ драчуновъ, которые, желая ввести ребенка въ Храмъ Наукъ (эту картинку прилагаютъ они обыкновенно къ букварямъ), вталкиваютъ его туда кулаками и понукаютъ идти самой низкой бранью; еслибы, говopю я, дражайшіе родители, лишивъ меня счастія безполезно прожить десять лѣтъ въ стѣнахъ классическаго учебнаго заведенія, оставили дома, вмѣстѣ съ моими тринадцатью любезнѣйшими сестрицами, вѣроятно я полюбилъ бы Аттику, въ виду голубыхъ береговъ которой пишу теперь патетическое письмо свое; но, къ сожалѣнію, классическое образованіе моей юности было тамъ горестно, что все, соединенное съ нимъ, стало невыносимо для глазъ моихъ: воспоминаніе о греческомъ языкѣ моего дѣтства стоитъ на ряду съ воспоминаніемъ о касторовомъ маслѣ.