Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - [10]

Наперекоръ чахлой растительности и пыли, покрывающей деревья, Алямеда прекрасное мѣсто для прогулки. О зелени заботятся здѣсь также, какъ и о страшныхъ укрѣпленіяхъ, окружающихъ ее. Съ одной стороны подымается огромный утесъ, застроенный крѣпостными верками, а съ другой блеститъ Гибралтарскій заливъ, на который поглядываютъ съ террасъ огромныя орудія, окруженныя такими грудами бомбъ и картечи, что, кажется, ихъ достало бы на то, чтобы разбить въ дребезги весь полуостровъ. Въ этомъ мѣстѣ садоводство и воинственность удивительно перемѣшаны другъ съ другомъ. Въ саду возвышаются бесѣдки, сельскіе домики; но вы можете быть увѣрены, что между цвѣтниковъ непремѣнно увидите огромную мортиру, а подлѣ алое и стеблей герани зеленую юбку и красный колетъ Шотландца. Утомленные солдаты тихо подымаются на гору, или перетаскиваютъ бомбы; неуклюжія рогатки заслоняютъ открытыя мѣста; вездѣ расхаживаютъ часовые съ невиннымъ намѣреніемъ прострѣлить насквозь любопытнаго артиста, который вздумалъ бы срисовать окружающія его укрѣпленія. Особенно хорошо здѣсь вечеромъ, когда мѣсяцъ освѣщаетъ заливъ, холмы и бѣлыя зданія противоположнаго берега. Сумракъ скрываетъ непріятный видъ пыльной зелени, коническія груды бомбъ и неуклюжія рогатки. По дорожкамъ разгуливаютъ блѣдные, черноглазые дѣти, Испанки съ своими вѣерами и дэнди въ бѣлыхъ джакетахъ. Тихіе звуки флейты несутся порою съ небольшаго ялика, покойно отдыхающаго на гладкой водѣ, или долетаетъ до васъ звучный хоръ съ палубы чернаго парохода, который снаряжается къ ночному объѣзду. Вы забываете, что городъ этотъ похожъ на Уэппинъ, вы невольно предаетесь романическимъ мечтамъ; безмолвные часовые такъ благородно выступаютъ при лунномъ свѣтъ, и даже вопросъ Санди: «кто идетъ?» звучитъ въ ушахъ вашихъ какъ-то гармонически.

«Все хорошо!» «All's Well!» — это восклицаніе, распѣваемое часовыми, весьма пріятно для слушателя. Оно внушаетъ ему благородныя и поэтическія мысли о долгѣ, мужествѣ и опасности. Но когда горланятъ одно и тоже всю ночь на пролетъ, да въ добавокъ еще постукиваютъ ружьями, признаюсь, прелесть этого крика исчезаетъ совершенно, и онъ становится столько же непріятенъ для слушателя, какъ и для голоногаго Шотландца, который кричитъ, безъ сомнѣнія, нехотя. Хорошо читать описаніе войны въ романѣ Валтера Скотта, гдѣ раздаются воинственные крики рыцарей, не лишая васъ благодатнаго покоя. Впрочемъ, люди, несогласные съ моимъ образомъ мыслей, проведутъ время очень пріятно и въ Гибралтарѣ, не смотря на то, что здѣсь всю ночь маршируютъ по улицамъ солдаты, идя на караулъ, или возвращаясь съ караула. Не только на одномъ коммерческомъ скверѣ, но по всему высокому утесу, по извилинамъ таинственныхъ зигзаговъ, вокругъ темныхъ пирамидъ, сложенныхъ изъ бомбъ и ядеръ, вдоль широкихъ галерей, изсѣченныхъ въ скалѣ, словомъ, отъ уровня воды до самой верхушки зданія, гдѣ развѣвается флагъ и откуда часовой можетъ видѣть два моря, повсюду расхаживаютъ солдаты, бряцая ружьями и покрикивая «All's Well!».

Этимъ воинственнымъ шумомъ насладились мы вдоволь, лежа въ троемъ на желѣзныхъ кроватяхъ, въ старой комнатѣ, окна которой выходили на скверъ. Нельзя было выбрать лучшаго мѣста для наблюденій за характеромъ гарнизона въ ночное время. Около полуночи, въ дверь къ намъ толкнулась партія молодыхъ офицеровъ, которые, клюкнувши порядкомъ, хотѣли конечно выпить еще немножко. Когда мы показались въ открытыхъ окнахъ, одинъ изъ нихъ, молодымъ, пьянымъ голосомъ спросилъ насъ о здоровы нашихъ матушекъ и поплелся прочь, покачиваясь изъ стороны въ сторону. Какъ очарователенъ разговоръ подгулявшей молодости! Не знаю, исправны ли будутъ эти молодчики на караулѣ; но еслибъ вздумалось пройдтись по городу въ такой поздній часъ студенту, его непремѣнно посадили бы на гауптвахту и поутру представили бы къ губернатору. Въ кофейной слышалъ я, что сэръ Робертъ Вильсонъ засыпаетъ не иначе, какъ положивъ подъ подушку ключи Гибралтара. Это обстоятельство рѣзко дополняетъ понятіе о спящей крѣпости. Представьте носъ и колпакъ Вильсона, высунутые изъ-подъ одѣяла, и огромный ключъ, выглядывающій изъ-подъ подушки.

Я говорю преимущественно о трактирахъ и колпакахъ, потому что эти предметы болѣе извѣстны мнѣ, нежели исторія и фортификація. На сколько понимаю я первую, Гибралтаръ представляется мнѣ большимъ складочнымъ мѣстомъ контробанды, назначенной для тайнаго провоза въ Испанію и Португалію. Ею наполнены всѣ корабля, стоящіе на якорѣ въ гавани; всѣ эти смуглые Испанцы, разгуливающіе въ плащахъ и съ сигарами во рту, всѣ почтенные купцы города, всѣ они безъ исключенія контробандисты. На другой день по прибытіи нашемъ въ Гибралтаръ, одинъ испанскій корабль, преслѣдуя контробанду, не остановился въ пылу погони на опредѣленной чертѣ и былъ за это пробитъ насквозь ядрами крѣпости. Въ этомъ маленькомъ уголкѣ своихъ владѣній, Англія объявляетъ войну таможнямъ и покровительствуетъ свободной торговлѣ. Можетъ быть, со временемъ сдѣлается она для всего міра тѣмъ же, чѣмъ сталъ теперь Гибралтаръ для Испаніи, и послѣдняя война, въ которой примемъ мы энергическое участіе, будетъ войной таможенною. Когда Европа перерѣжется желѣзными дорогами и уничтожатся въ ней пошлины, за что-же останется воевать въ то время? Иностранные министры и посланники будутъ наслаждаться тогда полнымъ спокойствіемъ; армія обратится въ мирныхъ констэблей, не имѣющихъ надобности въ штыкахъ; бомбы и осьмидесяти-четырехъ фунтовыя орудія исчезнутъ изъ Алямеды; на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ сложены въ ней ядра, явятся другіе, пріятнѣйшіе для глазъ предметы; огромный ключъ Гибралтара не будетъ выниматься по ночамъ изъ воротъ крѣпости; всякому представится полная свобода вертѣть его въ обѣ стороны, и сэръ Робертъ Вильсонъ заснетъ покойно.