Путеводитель по поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» - [36]
В традиционной народной культуре обрядовая пища наиболее функциональна в так называемых обрядах перехода: это переход от старого к Новому году, от Масленой недели к Великому посту и в момент завершения поста; переходными являются свадебные обряды, а также обряды поминальные. Различные фольклорно-этнографические источники свидетельствуют о том, что переход к Новому году сопровождался трапезой, которой присуща избыточность. В соответствии с представлениями о магии первого дня следовало есть не только хорошо, вкусно, но много, при этом изобилие призвано было символизировать как будущее материальное благополучие, так и единство всех участников ритуала, единство мира. В обряде колядования особое внимание уделялось акту «одаривания». Как правило, дарили изделия из теста: многократны упоминания о «калачах», «пирогах», «блинцах», «перепечках» и пр; в среднерусской полосе одаривали фигурным печеньем в виде животных и птиц. Л. Н. Виноградовой отмечены наиболее устойчивые «варианты предназначений обрядовой пищи в святочный период»: «скармливание скоту — выбрасывание в огонь — в проточную воду или колодец — разбрасывание по углам хаты — выбрасывание за окно» [63]; эти наблюдения позволили сделать вывод, что колядующие воспринимались как заместители умерших родственников, способных повлиять на последующее течение жизни; одаривание их — способ предотвратить негативное воздействие на живых.
Народная культура располагает обширным материалом о масленичных трапезах, «обжорство» в которых имело ритуально-магический смысл и моделировало будущую сытую жизнь.
Занимающая важное место в обрядовом контексте тема очищения максимально воплощается в великопостный период, когда оппозиция «старая / новая» пища обретает черты «скоромной / постной» пищи. Осмысление поста в обрядовой культуре близко к истолкованию его к культуре церковной, в святоотеческих сочинениях. Превосходство духовного над телесным и, следовательно, порицание обильных трапез находит выражение в духовных стихах.
Если средневековое мировоззрение чуждалось плоти жизни, во всяком случае ее поэтизации, то ренессансное сумело запечатлеть масштаб телесных потребностей человека, реабилитируя их. Многообразно связанные и с языческой, и с христианской традицией гоголевские произведения воссоздали особый, чуть ли не самодостаточный мир еды, способный исполнять различные функции в тексте и поворачивающийся различными семантическими гранями.
Чичиков приехал в губернский город и, устроившись в отведенном ему «покое», «велел подать себе обед». Но можно сказать, что в данном случае, как и в целом в первой главе, где заявлены основные мотивы, но еще не развернуты, еда не индивидуализирована, а, напротив, усреднена. Чичикову, как мы помним, подают «обычные в трактирах блюда». Герой пока не имеет возможности проявить свои вкусы, правда, хороший аппетит приезжего читатель может заметить сразу: «щи со слоеным пирожком», «мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный пирожок… ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное» (VI, 9—10).
В гоголевском перечне и впредь будут встречаться названия блюд, незнакомые современному читателю и требующие пояснения. Так, «пулярка» — это жирная, откормленная курица; присутствие этого блюда на обеденном столе Чичикова свидетельствует и о традиционности вкусов («проезжающие нередко запрашивали курицу»), и о любви героя к сытной, жирной пище, что позволяет отметить характерное для героя телесное начало. Губернаторскую вечеринку Чичиков использовал для того, чтобы произвести хорошее впечатление на всех чиновников, и автор, следующий за героем, не обращал внимания на то, что подавали за столом у губернатора. Обеды и в иных домах не более чем упомянуты, однако при этом способность Чичикова (да и других чиновников) отдать должно еде не упущена. Герой «был… на большом обеде у откупщика, на небольшом обеде у прокурора, который, впрочем, стоит большого; на закуске после обедни, данной городским главою, которая тоже стоила обеда» (VI, 17) — этакий не слишком пока развернутый, но уже заметный апофеоз материи.
Примечательно, что описание обеда у Манилова во второй главе не содержит ни названия блюд, ни изображения процесса его поглощения. Можно предположить, что в данной ситуации Чичиков не способен насладиться в полной мере пищей; разговор с Маниловым и сделка еще впереди, в этом контексте сетование Маниловой: «Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли» может свидетельствовать не только о ее гостеприимстве и заботе о госте, но и об отсутствии аппетита у Чичикова, который любит поесть, когда спокоен и весел. А Манилов и вовсе не является ни гурманом, ни обжорой: его гораздо более занимают душевные разговоры, он мечтает об «именинах сердца».
