Путешествуя с призраками - [13]

«Помнишь, как тот владелец отеля в “Заднице” все думал, что я – твоя младшая сестра?», «Надеюсь, в этот раз в автобусе не будет столько народу, как тогда, когда мы ехали из “Задницы”, и мы сможем сесть вместе». И еще: «Мисс, это в “Самой Заднице” мы пробовали тот странный черный суп с куриными лапами?»

8 Мельбурн, Виктория, АВСТРАЛИЯ Август 2002 г.

На два месяца мы остались только вдвоем. Путешествовать с рюкзаками по Китаю было нелегко. Но наши общие впечатления и разочарования стали шутками «для двоих», понятными только нам. Тайными прозвищами и словами, которые я шептала в жаркое тепло его шеи.

Даже после смерти Шона мы по-прежнему были только вдвоем. Я и его тело. В храме на острове Пханган, потом в Бангкоке, откуда я, наконец, повезла гроб в Мельбурн.

Австралийка, служащая паспортного контроля, взяла мой паспорт. Я поморщилась, когда она бухнула штамп на самую первую страницу: «Прибытие 16 авг. 2002 г.». Ровно неделя после того вечера на пляже.

Девушка махнула рукой, мол, проходи, и повернулась ко мне аккуратным хвостиком рыжевато-каштановых волос, чтобы пригласить следующего из очереди. Я перевела взгляд с еще влажных чернил штампа на дату выдачи паспорта: 2 авг. 2002 г. Отныне и впредь всякий раз, как я раскрою свой паспорт, в нем будет этот штамп. Я понимала, что буду носить его при себе долго – очень долго.

Двери из зала таможенного контроля разошлись с резким вздохом, словно я прошла через вакуум, и сердце мое сжалось, когда я увидела лица родителей Шона. Все слова, которые приходили мне в голову, исчезли еще в гортани. Я двинулась к ним на непослушных ногах и обняла – вначале его отца, потом мать. Это был первый раз, когда я обнимала их. И я, и мать Шона не могли унять дрожь.

Поначалу я испытала облегчение от возможности разделить свое бремя. Я почти перестала есть и спать и только что с ног не падала. Я была благодарна за то, что его отец занялся организацией похорон.

Но прошло совсем немного времени – и мне стало не хватать этого бремени. Конечно, мне с самого начала не хватало Шона, но я обнаружила, что мне не хватает теперь его мертвого тела, тяжкой ноши ответственности. Тело Шона было моим – моим полностью. Как только дела взяли в руки его родители, мне безумно захотелось – физически – вернуть себе право собственности на его тело.

Всего через пару часов в Мельбурне я уже распаковывала вещи Шона в гостиной дома его родителей, окруженная его родными и друзьями. Отец Шона уже забрал наши отснятые пленки на проявку, и я, как в тумане, объясняла, где были сделаны те или иные фотографии. Снимки с Хадрина я засунула в самый низ стопки и вместо них показывала им квартиру Шона и группы его студентов в Чанше, нас двоих, улыбающихся среди облаков в Чжанцзяцзе.

Вечернее солнце в окне за нашими спинами уже начало меркнуть, когда я расстегнула рюкзак Шона. На самом верху лежали две пары маленьких, ярких шелковых пижамок.

– Это для девочек, – я передала завернутые в пластик розовый и красный свертки его старшему брату. – А это для вас, – вручила контрафакт сумочки Gucci его жене. Никто не произнес ни слова, пока я отдавала пиратские DVD его приятелям, деревянную буддийскую маску его матери. Я выкладывала друг за другом безделушки, корешки билетов и футболки, пока опустевший рюкзак Шона не лег скомканной кучкой на полу.

Потом разные люди стали забирать себе то, что осталось от Шона. Кит сунул в нагрудный карман паспорт сына, его брат взял наши путеводители Lonely Planet по Китаю и Таиланду, его друзья поделили диски и одежду. Я оставила кое-что себе: его серебряное кольцо и очки в проволочной оправе, путевой дневник и шарф футбольного клуба «Барселона», который он купил, когда мы только-только познакомились, и брал с собой на зиму в Китай. Всем нам хотелось оставить себе хоть что-то, что можно было сохранить.

Прежде я не раз бывала в доме родителей Шона по адресу Дикин-стрит, 99. В последний раз я приезжала сюда одна. Шон к тому времени уже уехал в Китай, но хотел, чтобы я приехала в гости, пусть и в его отсутствие. Он говорил, что ему нравится мысль, что люди, которые больше всего для него значат, собрались вместе на другой стороне света. Так что, в очередной раз оказавшись проездом в Мельбурне, я поехала к ним на ужин.

У нас с его отцом Китом была общая любовь к морепродуктам, особенно сырым устрицам, и нам нравилось знакомить друг друга с редкими винами. Я всегда привозила с собой от одной до трех бутылок с острова Кенгуру, потому что, хоть местные виноделы все строили и строили планы развивать экспорт, каждый сезон местные выпивали весь запас досуха. В тот вечер мы сравнивали Admiral’s Reserve с Porky Flat Shiraz, прежде чем перейти к Dudley’s Shearing Shed Red.

Это было австралийской осенью. Когда я снова появилась на Дикин-стрит – и снова одна, – зима была в разгаре.

Перед похоронами весь дом как будто замер. Словно само время застряло где-то между Таиландом и Мельбурном. Его отец никак не мог назначить час церковной панихиды, потому что мы не знали, когда нам отдадут тело Шона. Я прибыла в Австралию вместе с гробом на седьмой день после его смерти, а на десятый была заказана панихида.