Путешествия во времени. История - [54]

Адепты капсул времени считают наивным полагаться на столь уязвимые и преходящие человеческие институты, как музеи и библиотеки, особенно в нашу эпоху микросхем и облачных сервисов. Какая польза будет в «Википедии», когда исчезнет свет — а то и музей искусств Метрополитен целиком? Они убеждены, что планируют на далекую перспективу. Цивилизации возникают и рушатся — с ударением на «рушатся». Современная цивилизация, в которой мы живем, не испытала непосредственного влияния ни культур бронзового века, ни минойской и микенской цивилизаций — в данном случае не было ни непрерывности, ни коллективной памяти. Это острова в океане времени. Поэтому мы полагаемся на наконечники стрел, кости и битые горшки, которые находим в погребальных ямах. Они построили дворцы, создали фрески и растворились в безвестности. Вновь наступает тьма. Мы раскапываем их руины, но то, что находят археологи, — это случайные кусочки мозаики. В Помпеях потребовался природный катаклизм, чтобы картины повседневной жизни, оборвавшейся столь трагически, как будто оказались заморожены и дошли до нас в целости. Создатели капсул времени предпочитают не ждать, пока небо обрушит на нас огонь и вулканический пепел.

Однако шли тысячелетия, и люди изменились. Сегодня они не похожи на тех страдающих амнезией существ, которые жили в рассеянных поселениях дописьменной эры. Мы — отлично связанные между собой крысы, живущие в ворохах информации. Сегодня куда больше памятных вещиц хранится в музеях, чем в фундаментах зданий. Еще больше всевозможных предметов сохраняют в своих собраниях коллекционеры. Старые машины более эффективно сохраняются в гаражах собирателей антикварных автомобилей, чем в замурованных бетонных хранилищах. Игрушки? Старое пиво в бутылках? Существуют специальные музеи и для этого.

Что же касается знания как такового, то это наша специализация. Сгоревшая Александрийская библиотека была единственной в своем роде. Теперь библиотек сотни тысяч, и все они забиты под завязку. Мы выработали память вида. Мы оставляем свои метки повсюду. Апокалипсис действительно может наступить — наша благодушная технократия колеблется между глобальной пандемией, ядерным холокостом и саморазрушением глобальной экосистемы, — но, когда он наступит, руины нашей цивилизации будут чудесны.

Наполняя капсулы времени, люди пытаются прервать его ход — подвести итог, остановить мгновение, заблокировать неумолимое беспорядочное паническое бегство в будущее. Прошлое кажется неподвижным, стабильным, но память — и как факт, и как процесс — всегда в движении. Это относится не только к биологической версии памяти, но и к нашей искусственной глобальной памяти. Когда Библиотека Конгресса обещает хранить в своем архиве каждый твит, что она порождает: борхесовский парадокс в реальном времени или гигантскую строящуюся гробницу?

«Но продолжаться история может лишь в пепле, — писал генуэзский поэт Эудженио Монтале[153]. — Но постоянство — одно только угасанье». Когда археологи будущего начнут читать наше наследие в пресловутой куче пепла, которую представляет собой история, они не будут оглядываться на подвальное хранилище Университета Оглторп или на капсулу времени, зарытую в грязи на месте парка Флашинг в нью-йоркском районе Квинс. Да и вообще, мы до самого конца будем упорно переписывать это свое наследие. Станислав Лем представил это очень живо в своем постапокалиптическом комическом романе «Рукопись, найденная в ванне» (Memoirs Found in a Bathtub), изданном в Польше в 1961 г. Ванна здесь служит своеобразной капсулой времени. Она мраморная, «похожа на саркофаг» и находится в путаном переплетении коридоров (спроектированных, очевидно, Кафкой) глубоко под землей[154]. Она захоронена по более или менее апокалиптическому сценарию и примерно через тысячу лет раскопана археологами будущего. В ней обнаруживается пара человеческих скелетов и рукопись: «Голос, заговоривший с нами через бездну столетий, голос, принадлежавший одному из последних обитателей потерянной земли Аммер-Ка».

Псевдонаучное предисловие от лица этих будущих археологов (или историогносторов) объясняет ситуацию. Каждый знает о поворотном пункте истории Земли, известном как Великий распад: «Катастрофическое событие, уничтожившее всего за несколько недель культурные достижения столетий». Толчком к Великому распаду послужила химическая цепная реакция, которая вызвала почти мгновенное разрушение во всем мире этого странного материала — «эту непрочную белую субстанцию, производную целлюлозы, скатывали в рулоны, а затем разрезали на четырехугольные листки» — так называемой бумагги. Бумагга была почти единственным средством для записи знаний: «Самую разнообразную информацию наносили на нее посредством темной краски». Конечно, сегодня (напоминают историогносторы своим читателям) у нас есть метамнестика и техника кристаллизации данных, но этой примитивной цивилизации современные технологии были неизвестны.

Правда, существовали уже зачатки механической памяти, но то были огромные и сложные в обслуживании машины, используемые, впрочем, лишь в узкоспециальных целях. Их называли электрическими мозгами в силу преувеличения, понятного лишь с исторической дистанции.