Путешествия пана Броучека - [85]

За одним столом сидели трое мужчин, за другим — тощий безбородый юнец в серой драной одежке с видавшим виды зеленым капюшоном; на шее у него висел замызганный кошель, за широким поясом заткнуты какие-то таблички и несколько гусиных перьев, а на нем привешено что-то напоминающее маленькое почерневшее кадило, — без сомнения, средневековая чернильница. Кто сможет припомнить описание бедного школяра в древнечешских виршах о школяре и подконюшем, сразу узнает в этом посетителе трактира его родного брата.

Навстречу вошедшим поднялся один из мужчин и дружески приветствовал Янека от Колокола.

— Я ходил к Поржичским воротам поглядеть, что нового, — сказал он, — и вот разговорился и познакомился с Мирославом, Золотых дел мастером с вашей стороны, ив Старого города, да вот с Вацеком Бородатым из наших союзников жатецких. Все мы, от жары изнемогаючи и жаждой одолеваемые, зашли согласно выпить по чарочке на доброе здоровье и во славу божию. Выпей и ты с нами и присядь за наш стол с товарищем твоим.

— Матей, прозванием Бурчок, гость мой из далеких стран, но чех и пражанин урожденный, — представил Домшик своего спутника, — который в это время с глубоким вздохом осторожно ставил в угол свою сулицу.

— Будь здоров, Мацек! — приветствовали пана Броучека мужчины и протянули ему свои кубки.

Пан Броучек слегка нахмурился, услышав это более чем панибратское обращение, но, будучи уже знаком с дурными средневековыми манерами, отпил чуточку из одной чаши и нашел, что она содержит крепкое вино темно-красного цвета, очень приятное, хотя и несколько странноватое на вкус.

— Допивай! — подбодрил его Мирослав, Золотых дел мастер.

Пану Броучеку очень хотелось пить, поэтому он не стал отнекиваться и одним духом осушил вместительный кубок.

— Ну, ты питух хоть куда! — воскликнул Вацек Бородатый.

Этогo пан Броучек уже не мог стерпеть.

— Я бы попросил не обзываться, — отрезал он, оскорбленный до глубины души. — Я вам не петух!

— Ты чего это! — удивился Вацек. — Неужто гневаешься, что я тебя питухом назвал? «Добрый питух — добрый битюк», говорят у нас на Жатчине. И воистину, ежели ты так бьешь, как пьешь, ты и впрямь весьма кстати воротился. А потому, по старой поговорке, пейпей, да смеху не пропей, милый Мацек!

— Мое имя — Броучек, и при крещении меня нарекли Матеем, — значительно произнес раздраженный пришелец из нового времени, не прикасаясь к кубку, придвинутому к нему жатечанином.

Теперь уж рассердился Вацек.

— Ты пощто брезгуешь моим угощением?! — вскричал он, засверкав очами. Потому ли, что я простой землепашец?

— Вы не поняли друг друга, братцы, — стал утихомиривать их Янек от Колокола. — Мой гость, Вацек, пребыл много лет на чужбине и немного подзабыл чешскую речь. Ты же, гость, уведаи, что Мацек у нас не обидное обращение. Так мы изменяем все имена в обычной беседе. Вот мой родич Войтех — он отнюдь не бедняк в Новом городе, но всяк зовет его просто Войта от Павлинов, как меня — Янек от Колокола; и Мирослав тоже обиды не поимеет, ежели ты назовешь его просто Миреком; от Вацлава обычное уменьшительное Вацек, ну а от Матея — Мацек.

— А у вас, что же, и фамилий нет? — осведомился лая домовладелец, немного успокоившись.

— Почему, бывают, и довольно часто, у кого по отцу — вот как Павел Петров, или по ремеслу, как Мирослав, Золотых дел мастер, или по месту жительства, как Войта и я, или по какой-нибудь особенности — как вот тут Вацек Бородатый из-за своей длинной бороды, ну и прозвища разные есть.

— Но тогда у вас бывает, что отец и сын именуются по-разному?

— Понятно, бывает. Редко какое прозвание остается насовсем в семье… Но теперь опрокинь Вацекову чару, а ты, корчмарь, принеси и нам чего-нибудь выпить.

— Вино все — есть только медовуха.

— Медо… — начал было пан Броучек с жестом ведичайшего отвращения и, привстав, повернулся в том направлении, где стояла его сулица, будто собираясь уходить.

— Тебе что, мой мед не по вкусу? — рассердился корчмарь. — А между тем ты выпил до дна уже вторую чашу.

И указал на кубок Вацека, который пан домовладелец только что осушил, послушавшись своего спугника.

Пан Броучек вытаращил глаза.

— Это… это была медовуха?

— Ну да! Ты что, меду не пил? — удивлялись, посмеиваясь, древние чехи.

— Теперь я понимаю, почему ты от него нос воротил, — сказал Домпшк. Ты, видать, думал, что это простой неперебродивший мед, какой из сот вытекает. О, мед — приятнейший наш домашний напиток, и жалости достойно, что в напш дни число его любителей все более и более убывает.

Наш современник был вынужден признать, что до той поры легендарный рыцарский напиток представлялся ему разновидностью сладкого дегтя, и посему воздал ему теперь хвалу наивысочайшую. Настроение его вообще стало улучшаться. После мучительных хождений по жарище — с сулицей, в тесных сапогах- так приятно посидеть в свое удовольствие в прохладном кабачке, да и две чаши, им выпитые, тоже, по-видимому, способствовали восстановлению его сил, телесных и душевных.

В мыслях он, правда, посокрушался немного: «Ах, Броучек! В какое общество ты попал! Если бы твоя знакомцы по «Викарке» или по «Петуху» увидели тебя в компании с этим мужичьем!» И в самом деле, его знакомцы весьма косо посмотрели бы на посетителей древнечешского трактира. Тут сидел ошеломленный в прямом смысле этого слова Домшик, чья внешность нам уже знакома; затем его родич из Нового города — Войта от Павлинов, квадратный силач, имевший при себе, помимо шлема, кольчугу, а помимо меча — короткий железный молот, лежавший перед ним на столе; затем Мирослав, Золотых дел мастер из Старого города, бодрый, несколько склонный к полноте дяденька лет под пятьдесят, одетый так же, как Домшик, только без шлема; его чудная, закрученная улиткой шапка, которую он снял с лысеющей головы, висела на углу щита, стоявшего за ним у стены рядом с большим арбалетом, а вместо меча у него на боку висел лишь широкий тесак в украшенных золотом ножнах; далее сидел селянин из-под Жатца Вацек Бородатый, невелик ростом, но широкоплечий, с короткой бычьей шеей, огромными руками и бородой по пояс, в нескладной, плетенной из грубой соломы шляпе, домотканой рубахе ниже колен и кожаной обуви наподобие лаптей, вооруженный лишь здоровенной палицей, густо усаженной длинными шипами.