Путешествия П. А. Кропоткина - [14]

развились в этом подростке и юноше еще в средней школе.

Увлечение физикой было не случайно. Так же глубоко

интересовался Кропоткин и другими естественными науками.

В предпоследнем классе корпуса он стал самостоятельно

изучать химию и знакомился с ее основами с таким же интересом, как

и с законами физики.

«Годы 1859—1861, — пишет Кропоткин, — были временем

расцвета точных наук... То было время всеобщего научного

возрождения. Непреодолимый поток мчал всех к естественным наукам, и в

России вышло тогда много очень хороших естественно-научных

книг в русских переводах. Я скоро понял, что основательное

знакомство с естественными науками и их методами необходимо для

всякого, для какой бы деятельности он ни предназначал себя. Нас

соединилось пять или шесть человек, и мы завели род химической

лаборатории... Руководствуясь учебником, мы проделали все

указанные там опыты».

Это происходило в доме старого отставного адмирала Замыц-

кого, в комнате его сыновей — товарищей Кропоткина по

пажескому корпусу.

«Должен прибавить, — писал Кропоткин, — что мы чуть не

подожгли дом и не раз отравляли воздух во всех комнатах хлором и

тому подобными зловонными веществами. Но старый адмирал

относился к этому очень добродушно».

Кроме физики и химии — этих основ естествознания, —

Кропоткина увлекала еще и математика.

«Высшая математика заняла тоже немалую часть моего

времени, — признается он. — Мы намеревались поступить в

Артиллерийскую академию или Инженерную. Для этого мы должны были

изучить аналитическую геометрию, диференциальное и начала

интегрального исчисления и брали частные уроки».

Сверх всего этого, в последний год пребывания в корпусе

Кропоткин очень увлекся астрономией.

«Никогда не прекращающаяся жизнь вселенной, — писал он, —

которую я понимал как жизнь и развитие, стала для меня неисчис-

лимым источником поэтических наслаждений, и мало-помалу

философией моей жизни стало сознание единства человека с природой —

как одушевленной, так и неодушевленной».

Из этих признаний очевидно, что уже к окончанию корпуса

Кропоткин стал убежденным материалистом и приобрел серьезные по

знания в области естественных наук. У него создалась привычка

следить с увлечением за развитием науки. Все новое в понимании

вселенной поражало его, как свидетельство всемогущества

человеческой мысли.

Работы великих ученых в те годы впервые открыли, что теплота

и электричество суть лишь различные формы движения. В своих

исследованиях они, так сказать, прикоснулись к самым атомам и

молекулам. Менделеев открыл периодическую систему химических

элементов. Дарвин своим «Происхождением видов» совершил

полный переворот в биологических науках.

Любознательности Кропоткина не было предела

«Я работал в это время в Публичной библиотеке, — вспоминает

он, — ходил в Эрмитаж, изучал там картины, одну школу за

другой, или же посещал казенные ткацкие фабрики, литейные,

хрустальные и гранильные заводы, куда доступ всегда открыт был для

всех. Иногда мы отправлялись компанией кататься на лодках по

Неве и проводили белые ночи, когда вечерняя заря встречается с

утренней и когда в полночь можно без свечи читать книгу, — на

реке или у рыбаков на взморье».

Еще одно замечательное признание относится к последним

годам пребывания в корпусе:

«При посещении фабрик я вынес тогда же любовь к могучим и

точным машинам. Я понял поэзию машин, когда видел, как

гигантская паровая лапа, выступавшая из лесопильного завода,

вылавливает бревно из Невы и плавно подкидывает его под машину,

которая распиливает ствол на доски; или же смотрел, как

раскаленная докрасна железная полоса, пройдя между двумя цилиндрами,

превращается в рельс. В современных фабриках машина убивает

личность работника. Он превращается в пожизненного раба данной

машины и никогда уже не бывает ничем иным. Но это лишь

результат неразумной организации, виновна в этом случае не

машина. Чрезмерная работа и бесконечная ее монотонность одинаково

вредны с ручным орудием, как и с машиной. Если же уничтожить

переутомление, ю вполне понятно удовольствие, которое может

доставить человеку сознание мощности его машины,

целесообразный характер ее работы, изящность и точность каждого ее

движения».

Можно удивляться тому, как Кропоткин организовывал свое

время. Ведь к его увлечению наукой и искусством нужно еще

добавить все обязательные занятия в корпусе, где он неизменно был

первым учеником, и поэтому был назначен камер-пажем

Александра II и нес обязательные дежурства в Зимнем дворце.

Занимался он и всеми видами физических упражнений: и

гимнастикой, и плаванием, и греблей — всем тем, что теперь

называется физкультурой. Он закалял свое здоровье и приучал себя к

исключительной выносливости.

«Музыка тоже играла важную роль в моем развитии, —

вспоминает Кропоткин. — Она являлась для меня еще большим

источником наслаждений и энтузиазма, чем поэзия... В то время опера

каким-то странным образом была связана с радикальным движением.

Революционные речитативы в «Вильгельме Телле» и «Пуританах»

всегда вызывали шумные овации, немало смущавшие

Александра II. В шестом ярусе, в курительной и на подъезде собиралась

лучшая часть петербургской молодежи, объединенная общим