Путешествия никогда не кончаются - [26]

Например, потому, что довольно часто я целый день не могла найти верблюдов. Их следы перепутывались, и мне было трудно отличить свежие отпечатки от давних. Зелли, Дуки и Баб выбирали одну из шести-семи излюбленных троп, а большинство из них пролегало по каменистой местности, где следы практически неразличимы. Верблюды скрывались в укромных лощинах или в густом кустарнике, и на фоне красновато-коричневато-зеленоватой растительности их просто невозможно было разглядеть. Я привязала им колокольчики, но готова поклясться, что они нарочно не сгибали шею и не шевелились, когда ветер оповещал их о моем приближении. Хотя, как только они меня замечали, я читала на их мордах: «Привет, дружище, какая приятная встреча. Динь, динь». И тут же: «Где это ты так долго пропадала?» А потом: «Мы тебе страшно рады, Роб, что вкусненького ты припрятала в карманах?» Мне больше не нужно было ловить верблюдов, я просто снимала с них путы и смотрела, как они стремглав неслись домой, или взбиралась к одному из них на спину, вцеплялась в горб и возвращалась с ними вместе. С наступлением жаркой погоды Дуки выбросил из головы все глупости, и моя троица стала неразлучной. Зелли раздавалась в тех местах, где ей полагалось раздаваться, и ее вымя красиво округлялось. Верблюдицы носят детеныша двенадцать месяцев, но я понятия не имела, когда Зелли предстоит рожать. Между тремя верблюдами сложились вполне определенные отношения, и каждый из них знал свое место. Пройдоха Зелейка, хитрая и невозмутимая, по праву считалась вожаком и с достоинством выполняла свои обязанности. Она была умнее и находчивее Дуки и Баба, вместе взятых, и прекрасно разбиралась в законах верблюжьей жизни. В табели о рангах моей команды королем значился Дуки, но премьер-министром была, конечно, Зелейка, и, если возникали какие-то осложнения, Дуки прятался за ее юбку. А Баб обожал Дуки, в его глазах Дуки был героем, и, пока он видел перед своим носом хвост Дуки, ему все было нипочем. Ни желанием, ни способностями командовать Баб не обладал. Одним словом, если Дуки был Харди, то Баб, конечно, был Лаурелом [11].

Однажды утром я, как обычно, долго брела по пересохшему руслу, и вдруг мне показалось, что настал конец света. Баб лежал на боку. Сначала я подумала, что он просто греется на солнышке, и села у его головы:

— Арра (шевелись), бездельник, пора идти домой, негодник ты этакий, — сказала я и сунула ему в рот леденец.

Но вместо того чтобы вскочить и поинтересоваться, какие еще сласти я принесла, Баб остался лежать, даже леденец он жевал без удовольствия, и тогда я поняла: произошло непоправимое. Я заставила Баба подняться, он встал на три ноги. Распрямив его поджатую ногу, я увидела в мягкой подушке лапы глубокий разрез, откуда торчал кусок стекла. Курту пришлось застрелить одного из своих верблюдов, поранившего ногу таким образом. Подушки на ногах верблюдов приспособлены для ходьбы по мягкому песку, а вовсе не по острым предметам, это ахиллесова пята верблюдов. Внутри подушки находится дырчатый эластичный пузырь; когда верблюд опирается на подушку, дырочки пузыря под давлением растягиваются. Если верблюд не наступает на ногу, дырочки перестают растягиваться и сокращаться, что приводит к нарушению кровообращения. Кусок стекла рассек ногу Баба от подошвы до верхней шерстистой поверхности стопы. Я не сомневалась, что Бабу пришел конец. Добрых полчаса я сидела на берегу пересохшей реки и проливала горькие слезы. Я ревела в голос. Верблюды — самые выносливые животные на свете, стучало у меня в голове, это я, неудачница, во всем виновата, это меня преследует судьба. Кто так жестоко ненавидит меня там, наверху? Я потрясала кулаками и продолжала реветь. Дигжити лизала мне лицо, Зелли и Дук сочувственно склоняли шеи. Огромная уродливая голова Баба лежала у меня на коленях. Он жевал леденцы, упивался всеобщим вниманием и великолепно играл роль умирающей Маргариты Готье. В конце концов я взяла себя в руки, осторожно вытащила из раны стекло и, ежеминутно останавливаясь, отвела Баба домой. Потом села на велосипед и поехала в лечебницу, но знакомых ветеринаров не оказалось на месте, их заменял какой-то новый неопытный юнец. Он пришел ко мне, посмотрел на Баба, стоя футах в шести от верблюда, и сказал:

— Хм-хм, у него действительно рана на ноге. И велел ввести противостолбнячную сыворотку. Не очень-то большая помощь. В ресторане я познакомилась с двумя женщинами, Киппи и Чери, они страстно любили животных и работали ветеринарами в Перте [12]. Вечером я снова села на велосипед, поехала в ресторан и рассказала Киппи и Чери о своей беде. Они пришли ко мне на следующий день — последний день их пребывания в Алис-Спрингсе, — вскрыли рану, выпустили гной и велели делать промывания горячим дезинфицирующим раствором. Ногу Баба нужно было погружать в ведро с раствором, массировать поверхность вокруг раны и тщательно удалять все выделения. Чудесные женщины, они вселили в меня надежду.

Толи и Дженни пустили в дело старые колья, обрывки проволоки, сетки, еще какой-то хлам и в одной из задних комнат дома Бассо устроили большой загон. Получилось превосходное сооружение. Я держала Бабби в загоне, трижды в день промывала ему ногу и молилась. С помощью городского хирурга я немного изменила лечение: вставила в рану резиновую трубочку для носового питания новорожденных и через нее смачивала всю раневую поверхность крепким антисептическим раствором. Так продолжалось несколько недель, иногда мне казалось, что нога заживает, а иногда — что вся ступня уже сгнила. Я то возносилась на крыльях надежды, то проваливалась в глубокую яму отчаяния и жалобно просила Дженни, Толи, Джули или городского хирурга прийти мне на помощь. Лечебные процедуры не доставляли Бабу ни малейшего удовольствия и мне тоже.