Путешествия к Лобнору и на Тибет - [31]
Обрезание мальчиков производится на четвертом или пятом году, обыкновенно весной, так как в это время много рыбы и уток для необходимого угощения соседей. В брак женщины вступают лет 14–15; мужчины в том же возрасте или немного старше. Впрочем, просватывание совершается гораздо раньше, когда жених и невеста имеют еще не более десяти лет. За невесту платится ее родителям замечательный калым, т. е. выкуп: 10 пучков кендырного волокна, 10 связок сушеной рыбы и сотня или две уток. Распутство сильно наказывается, но муж может прогнать свою жену и взять себе другую. По смерти мужа жена поступает к его брату или кому-либо из близких родственников покойного. Вообще, положение женщины еще более тяжелое, нежели мужчины. Правда, жена – хозяйка дома, но над чем хозяйничать, когда почти все имущество или носится на себе, или ежедневно съедается. В отсутствие мужа жена осматривает сети; на ней одной лежит трудная работа приготовления кендырной ткани; жена также помогает мужу собирать тростник для топлива и построек.
По своей наружности женщины каракурчинцев крайне непривлекательны; в особенности безобразны старухи. Одна из них, виденная мною в средине Лоб-нора, худая, сморщенная, вся в лохмотьях, с всклокоченными волосами, дрожавшая от холода и мокроты, представляла собой самое жалкое подобие человеческого существа.[93]
Покойников хоронят в лодках, составлявших собственность умершего. Одна такая лодка служит нижней, другая – верхней половинкой гроба. Последний утверждается на низких подставках в небольшом углублении, выкопанном в почве; сверху могилы набрасывается земля. Вместе с покойником в гроб кладется половина принадлежавших ему сетей;[94] остальные поступают к родственникам умершего.
Рыбная ловля производится небольшими круглыми сетями, которые ставятся в узких протоках или в нарочно выкопанных канавах между озерами и Таримом. Рыба путается в таких сетках, которые ежедневно, утром и вечером, осматриваются хозяевами. Реже сетки делаются в несколько сажен длины, ставятся в озерах, и рыба загоняется в них ударами весел по воде. При удачной ловле часть добычи сушится впрок на зиму, когда рыболовство совершенно прекращается; впрочем, по первому льду каракурчинцы еще ставят свои сети.
Зима, хотя недолгая, все-таки самое тяжелое время для обитателей Кара-курчина. В своих тростниковых жилищах эти несчастные, почти так же, как на открытом воздухе, сильно страдают от ночных морозов, переходящих за двадцать градусов.
Днем на солнце, правда, довольно тепло, но тут является другой враг – голод. Хорошо, если летом рыбы ловилось много и довольно заготовлено впрок; в иные же годы рыболовство бывает неудачно; тогда зимой приходится умирать от недостатка пищи. Немногим лучше и летом. Правда, тогда тепло и сытно, но зато мириады мошек и комаров мучат круглые сутки, в особенности в тихую погоду. В половине марта уже появляются в Кара-курчине эти проклятые насекомые и пропадают лишь поздней осенью. Сколько мук от них приходится выдерживать ребятишкам, которые бегают совсем нагие! Да и взрослым нет возможности спокойно отдохнуть даже во время ночи. Из болезней на Лоб-норе и Тариме всего более распространено воспаление глаз, вследствие соленой пыли, постоянно наполняющей воздух; затем весьма нередки язвы на теле и ревматизм.
Таково житье злополучных лобнорцев, неведомых для всего остального мира и не знающих про него. Сидя в сырой тростниковой загороди, среди полунагих обитателей одной из деревень Кара-курчина, я невольно думал: сколько веков прогресса отделяют меня от моих соседей? И как велика сила человеческого гения, если из подобных людей, каковыми, по всему вероятию, были и наши далекие предки, могли сделаться нынешние европейцы! С тупым удивлением смотрели на меня лобнорские дикари, но не менее того интересовался и я ими. Было слишком много манящего и оригинального во всей окружающей обстановке среди далекого, неведомого озера, в кругу людей, живо напоминавших собою примитивный быт человечества…
Весь февраль и первые две трети марта проведены были нами на берегу Лоб-нора, и это была шестая по счету весна, посвященная мною орнитологическим исследованиям на обширном пространстве Восточной и Средней Азии – от озера Ханка в Маньчжурии до Лоб-нора в Восточном Туркестане.
Осмотрев местность, мы поместились на берегу Тарима, как раз возле западного края самого Лоб-нора, в одной версте от небольшой деревни Абдаллы, где пребывает лобнорский правитель Кунчиканбек.[95] Кругом нас, по той и другой стороне Тарима, раскидывались сплошные болота и озера, так что едва отыскалась сухая площадка для нашей стоянки. Зато место для орнитологических наблюдений было очень хорошее: всякая вновь появлявшаяся птица тотчас же могла быть замечена.
Ожидание обильного пролета птиц нас не обмануло. Едва лишь 3 февраля достигли мы берега Лоб-нора, как уже встретили здесь появившихся, вероятно, несколькими днями раньше чаек – Larus brunneicephalus и лебедей Cygnus olor; из последних, впрочем, замечен был лишь один экземпляр, да и то, быть может, здесь зимовавший. Назавтра показались первые прилетные турпаны [красная утка] – Casarca rutila, красноноски – Fuligula rufina и серые гуси – Anser cinereus, а еще через день – шилохвости – Dafila acuta, белые и серые цапли – Ardea alba, A. cinerea. Вслед за этими первыми гонцами, с 8 февраля, начался огромный валовой прилет уток, собственно двух пород – шилохвостей и красноносок.
