Путешествия Доктора Дулитла - [2]

Да, это было прекрасное время! Мне всего-то было девять с половиной лет, и я, как и все мальчишки, хотел поскорее вырасти, не отдавая себе отчета в том, как прекрасно и беззаботно мне живется на самом деле. Я все мечтал, когда же наконец смогу оставить отчий дом и отправиться в дальнее плаванье на отважном корабле, одном из тех, что уплывали в дальние моря-океаны на поиски своей судьбы.

>ГЛАВА 2 Я УЗНАЮ О ВЕЛИКОМ НАТУРАЛИСТЕ

Однажды ранним весенним утром я бродил по холмам нашего городишка и натолкнулся на ястреба, цепко держащего в когтях бельчонка, который отчаянно сражался за свою жизнь. Ястреб так испугался моего внезапного появления, что выпустил свою жертву и улетел прочь. Я поднял беднягу и, обнаружив, что у него сильно повреждены две лапки, взял с собою в город; По дороге я завернул в хижину своего друга — ловца моллюсков узнать, не сможет ли он как-нибудь помочь пострадавшему. Джо нацепил очки, внимательно обследовал животное и покачал головой:

— Тут ничего не поделаешь, одна лапка сломана, а другая поранена. Я чиню твои лодочки, Том, но чтобы починить белку, нет у меня ни инструмента, ни знаний. Это работа для хирурга, да еще какого умелого. Только один человек может помочь бедняге. Это Джон Дулитл.

— А кто такой Джон Дулитл, — спросил я, — он что, ветеринар?

— Нет, — ответил старик, — Доктор Дулитл — натуралист.

— Что такое натуралист?

Отложив в сторону очки, Джо стал набивать трубку.

— Натуралист, — объяснил он, — это тот, кто знает все о животных, и о бабочках, и о растениях, и о камнях, словом, обо всем. А Джон Дулитл — великий натуралист. Как это ты о нем не слышал? Ты ведь так любишь животных. Про одних только устриц чего он только не знает, — можешь мне поверить. Человек он тихий, попусту не болтает, но люди говорят, что Джон Дулитл — величайший в мире натуралист.

— Где он живет? — заинтересовался я.

— На Оксенторп-роуд, это э другой части города. Не знаю точно, в каком доме, но там за рекой тебе каждый покажет, он известный человек. Сходи к нему.

Поблагодарив старика, я взял своего бельчонка и отправился на Оксенторп-роуд. Первое, что я услышал, выйдя на площадь, был знакомый крик: «Мясо! МЯСО!»

— А вот и Мэтью Магг, — сказал я самому себе, — уж он-то точно знает, где живет этот Доктор. Мэтью всех знает.

И я поспешил за ним.

— Мэтью, — позвал я его, — ты знаешь Доктора Дулитла?

— Знаю ли я Доктора Дулитла, — воскликнул тот, — думаю что да! Да я знаю его так же отлично, как свою собственную жену; даже лучше, так мне иногда кажется. Он — великий человек, поистине великий!

— Покажи мне, где он живет. Я отнесу ему бельчонка. У него ножка сломана.

— Ну, разумеется, — тут же согласился Мэтью. — Пошли со мной, я как раз буду проходить мимо его дома.

И мы отправились в путь вместе.

— Да, я знаю Джона Дулитла уже много лет, — разговорился по дороге старик Мэтью, — но его сейчас нет дома. Он в отъезде, должен вернуться со дня на день. Я покажу тебе его дом, и ты всегда сможешь зайти к нему.

Всю дорогу до Оксенторп-роуд Мэтью без умолку рассказывал о своем великом друге Джоне Дулитле, Докторе Медицины. Он так увлекся рассказом, что даже забывал время от времени выкрикивать: «Мясо! МЯСО!», пока мы вдруг не заметили, что за нами терпеливо следует целая процессия собак.

— А куда же уехал Джон Дулитл? — спросил я Мэтью, раздавая мясо собакам.

— Никогда неизвестно, — ответил он, — куда он уезжает и когда возвращается. Живет он один, если не считать зверей. Доктор совершил замечательные путешествия и сделал несколько потрясающих открытий. В прошлый раз он обнаружил племя краснокожих индейцев в Тихом океане — они живут там на двух островах: мужья на одном, а жены — на другом. Мужья приезжают к женам раз в год на большой праздник, видимо, на Рождество. Разумные, скажу тебе, люди, хоть и дикари. Да, замечательный человек наш Доктор. А что до зверюшек, тут уж не сыщешь никого, кто бы знал их лучше него.

— А откуда он столько всего знает? — спросил я.

И тут продавец конины наклонился ко мне и прошептал на ухо глухим таинственным голосом.

— Он понимает их язык.

— Язык зверей! — воскликнул я удивленно.

— Ну, разумеется, — ответил Мэтью, — у всякой живой твари есть свой язык. Одни говорят больше, другие — меньше. А некоторые только знаками объясняются, как глухонемые. Но Доктор понимает все их языки — и птичьи, и звериные. Мы с ним, правда, держим это в строгой тайне, ведь люди только посмеются, если узнают. Это еще что! Он и писать по-звериному может, и своим зверюшкам читает вслух. Доктор написал исторический труд на обезьяньем языке, стихи по-канареечьи, а еще — веселые куплеты для сорок. Да-да, правда. Сейчас он изучает язык моллюсков. Трудное это дело — уж сколько раз он сильно простужался из-за того, что приходилось держать голову под водой. Да, это воистину великий человек!

— Вот уж точно, — проговорил я. — Ах, как бы мне хотелось с ним познакомиться, скорее б уж он возвратился домой!

— Погляди-ка, вон его дом у поворота, видишь, маленький такой, прилепился наверху, как будто уселся на стену.

Мы подходили уже к самой окраине городка. Домик, на который показывал Мэтью, стоял особняком. Его, видимо, окружал большой сад, который, как и дом, располагался выше уровня дороги. К калитке вело несколько ступенек. В саду росло множество прекрасных фруктовых деревьев, их ветви свешивались прямо за ограду, но за высокой оградой мне больше ничего не было видно.