Путешествие в Восточные страны Вильгельма де Рубрук в лето Благости 1253 - [27]

Тогда там было большое количество христиан: венгерцев, аланов, русских, георгианов и армян, которые все не видали причастия с тех пор, как были взяты в плен, так как несториане сами не хотели допускать их к себе в церковь, если те не перекрестятся снова так, как они говорили. Нам, однако, они не делали никакого упоминания по этому поводу; мало того, они признавали, что Римская церковь – глава всех церквей, и что они сами должны были бы принимать патриарха от папы, если бы проезд к нему был свободен. И они щедро предлагали нам свое причастие и приглашали меня стать при входе в хор церкви, чтобы видеть их обряд служения, а накануне Пасхи хотели поставить меня рядом с купелью, чтобы посмотреть обряд крещения. Они говорят, что у них есть то миро, которым Мария Магдалина умастила ноги Господа, и они всегда подливают туда масла, сколько берут, и на нем месят хлеб свой. Ибо все восточные люди кладут в хлеб свой вместо дрожжей или жир, или коровье масло, или сало из бараньего хвоста, или растительное масло. Они говорят также, что у них имеется мука, из которой приготовлен был хлеб, освященный Господом, и они всегда возмещают ее в таком количестве, в каком берут. У них есть комната, расположенная рядом с церковным клиросом, и печь, где они приготовляют хлеб, который должны освящать с великим благоговением. Итак на вышеупомянутом масле они изготовляют хлеб шириною в ладонь, который дробят сперва на 12 частей по числу Апостолов, а затем делят эти части по количеству народа. Священник дает каждому в руку тело Христово, и тогда человек благоговейно принимает его на ладонь и касается ладонью до макушки головы. Вышеупомянутые христиане и сам монах настаивали и просили нас именем Божиим отслужить обедню.

Тогда я приказал им, как мог, через толмача, исповедоваться, перечислив 10 заповедей, 7 смертных грехов и другое, в чем человек должен всенародно покаяться и исповедаться. Они оправдывали себя в краже, говоря, что без кражи не могут жить, так как господа их не заботятся для них ни об одежде, ни о пропитании. Тогда я, рассуждая, что они похищали имущество этих лиц не без надлежащего основания, сказал, что им можно брать необходимое из имущества господ и что я готов сказать это перед лицом самого Мангу–хана. Некоторые из них также были людьми военными; они оправдывали себя тем, что им необходимо идти на войну, иначе их убьют. Я крепко наказал им, чтобы они не ходили на христиан и не обижали их, иначе пусть лучше дадут себя убить, потому что таким образом они станут мучениками; и я прибавил, что если кто пожелает обвинить меня за это учение перед Мангу–ханом, то я готов заявить это в его присутствии. Ибо, когда я учил этому, тут были придворные из несториан, и я подозревал их, что они могут случайно донести на нас.

И тогда мастер Вильгельм приказал сделать для нас железце, чтобы придавать надлежащую форму жертвенным облаткам; у него были некоторые облачения, которые он сделал для себя. Ибо он немного знает грамоте и ведет себя, как клирик. Он приказал сделать на франкский лад изваяние святой Девы и в окошках, замыкавших его, изваял очень красиво Евангельскую историю; он изготовил также серебряный ковчег для сокрытия тела Христова и мощей в маленьких ящичках, устроенных в боках ковчега. Он сделал также часовню на повозке, очень красиво разрисованную священными событиями. Итак, я взял его облачения и благословил их, и мы приготовили по своему обычаю жертвы, очень красивые, и несториане отвели мне свою крещальню, в которой был алтарь. Их патриарх посылает им из Балдаха четырехугольную кожу, наподобие переносного жертвенника, помазанную миром, и они применяют ее вместо священного камня. Итак, в Великий Четверг я служил с их серебряной чашей и дискосом, а эти сосуды были очень велики; также было это и в день Пасхи. И мы причастили народ, как я надеюсь, с благословением Божьим. А сами они окрестили в полном благочинии в канун Пасхи более чем шестьдесят лиц, и все христиане сообща этому весьма радовались.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ О болезни мастера Вильгельма и о священнике Ионе

Тогда мастеру Вильгельму довелось тяжко захворать; когда он стал уже поправляться, посещавший его монах дал ему выпить ревеню, но так, что чуть не убил его. Посетив его затем, я нашел состояние его весьма тяжким и спросил, что он ел или пил. И он рассказал мне, как монах давал ему вышеупомянутого питья и как он выпил два полных блюдца, считая, что это – святая вода. Тогда я пошел к монаху и сказал ему: «Или гряди, как апостол, творя истинные чудеса силою молитвы и Святого Духа, или поступай, как врач (phisicus), согласно правилам лечебного искусства. Ты даешь пить крепкое целебное питье людям, к этому неподготовленным, как будто бы это питье было нечто священное; ты подвергнешься за это злейшему бесчестию, если это дойдет до сведения людей». С того времени он стал опасаться и остерегаться меня. Довелось также в то время захворать тому священнику, который считался как бы архидьяконом других, и друзья его послали за одним саррацинским прорицателем, который сказал им: «Некий тощий человек, который не ест, не пьет и не спит на ложе, разгневан на него. Если бы больной мог получить его благословение, то мог бы выздороветь». Тогда те подумали на монаха, и около полуночи жена священника, сестра и сын его пришли к монаху, прося прийти и благословить больного. Они разбудили также и нас, чтобы мы просили монаха. Тогда, в ответ на нашу просьбу, он сказал: «Оставьте его, так как он, с тремя другими, которые равным образом пойдут плохими путями, вознамерился идти ко двору и хлопотать, чтобы я и вы были изгнаны из этих стран». Именно между ними уже ранее возникла ссора от того, что Мангу и его жены послали в канун Пасхи четыре яскота и шелковые ткани как для монаха, так и для священников, чтобы те разделили это между собою, и монах удержал себе на свою долю один яскот, а из остальных трех один был поддельный, так как оказался медным; поэтому священникам казалось, что монах удержал себе чересчур большую долю; отсюда могло быть, что они имели между собою какой–нибудь разговор, который был передан монаху. С наступлением дня я пошел к названному священнику, имевшему сильнейшую боль в боку и харкавшему кровью, отчего я подумал, что у него [внутренний] нарыв. Тогда я посоветовал ему признать папу за отца всех христиан, что он и сделал, дав обет, что если Господь даст ему здоровья, он посетит папу, чтобы облобызать его стопы (visitaret pedes раре), и приложит все старание к тому, чтобы папа послал свое благословение Мангу–хану. Я посоветовал ему также вернуть все, что у него было чужого. Он сказал, что у него нет ничего. Я упомянул ему также про таинство последнего помазания. Он ответил: «У нас оно не в обычае, да и священники наши не умеют совершать его. Прошу вас совершить это для меня так, как, по вашему разумению, надо совершить это».