Путешествие в Восточные страны Вильгельма де Рубрук в лето Благости 1253 - [10]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ О том, что мы получили приказание ехать к отцу Сартаха Бату

На следующее утро пришел некий священник, брат упомянутого Койяка, и потребовал сосуд с св. миром, так как Сартах, по его словам, хотел видеть его; и мы ему дали. В вечерние часы Койяк позвал и сказал нам: «Господин король написал хорошие слова моему господину, но среди них есть некоторые трудноисполнимые, касательно которых он не смеет ничего сделать без совета своего отца; поэтому вам надлежит отправиться к его отцу. И две повозки, которые вы привезли вчера с облачениями и книгами, вы оставите мне, так как господин мой желает тщательно рассмотреть это». Я тотчас заподозрил злой и корыстолюбивый умысел его и сказал ему: «Господин, мы оставим под вашей охраной не только те повозки, но и еще две, которые мы ныне имеем». – «Нет, отвечал он, – вы оставите те, а с другими сделаете, что вам угодно». Я сказал ему, что этого никоим образом не может быть, но мы оставим ему все. Тогда он спросил, желаем ли мы остаться надолго в этой земле. Я сказал: «Если вы хорошо поняли грамоту господина короля, то можете знать, что это так». Тогда он сказал, что нам надлежит быть очень терпеливыми и смиренными. Так расстались мы с ним в тот вечер. На следующее утро он прислал одного несторианского священника за повозками, и мы привезли все четыре. Тогда брат Койяка, выйдя к нам навстречу, отделил все наше от тех вещей, которые мы накануне приносили ко двору, и взял их как свое имущество, именно – книги и облачения; а Койяк ранее приказывал, чтобы мы увезли с собой облачения, которые надели перед лицом Сартаха, и надели их перед лицом Бату, если будет нужно. Этот же священник отнял их у нас силой, говоря: «Как, ты принес их Сартаху, а теперь хочешь отнести Бату!» И, когда я хотел дать ему объяснение, он ответил мне: «Не говори лишнего и ступай своей дорогой». Тогда мне необходимо было запастись терпением, так как доступ к Сартаху нам был прегражден, и не было никого, кто мог бы оказать нам правосудие. Я боялся также и насчет толмача, не передал ли он чего–нибудь иначе, чем я сказал ему, так как он очень желал, чтобы я отдал все в подарок. Единственным утешением мне служило то, что, предчувствуя их алчность, я извлек из книг Библию, правила и другие книги, которые я больше любил. Псалтырь госпожи королевы я не посмел извлечь, так как он был слишком заметен по своим золоченым картинкам. Таким образом, стало быть, вернулись мы с двумя оставшимися повозками в свое помещение. Затем пришел тот, кто должен был провожать нас к Бату, и выразил желание пуститься в путь немедленно. Я ему сказал, что ни под каким видом не возьму повозку; он доложил это Койяку. Тогда Койяк распорядился оставить их у него, но уже с нашим служителем, что мы и сделали.

Таким образом, стало быть, мы направились к Бату, держа путь прямо на восток, и на третий день добрались до Этилии; увидев ее воды, я удивился, откуда с севера могло спуститься столько воды. Прежде чем нам удалиться от Сартаха, вышеупомянутый Койяк вместе со многими другими писцами двора сказал нам: «Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а Моал», так как название «христианство» представляется им названием какого–то народа. Они превознеслись до такой великой гордости, что хотя, может быть, сколько–нибудь веруют во Христа, однако не желают именоваться христианами, желая свое название, т.е. Моал, превознести выше всякого имени; не желают они называться и Татарами. Ибо Татары были другим народом, о котором я узнал следующее.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Сартах, Мангу–хан и Кен–хан оказывают почет христианам. Происхождение Чингиса и Татар

Именно, в то время, когда Франки взяли Антиохию, единовластие в упомянутых северных странах принадлежало одному лицу, по имени Кон–хан. Кон – имя собственное, а хан – обозначение достоинства, значит же оно то же, что прорицатель. Всех прорицателей они называют хан. Отсюда их государи называются хан, так как в их власти находится управление народом путем прорицания. Поэтому в истории Антиохии читаем, что Турки послали за помощью против Франков к королю Кон–хану. Ибо из этих стран явились все Турки. Этот Кон был Каракатай. Кара значит то же, что «черный», а Катай – название народа, откуда Каракатай значит то же, что «черный Катай». И это они говорят для различения их от Катаев, живущих на востоке над океаном, о которых я скажу вам впоследствии. Эти Катаи жили на неких горах, через которые я переправлялся, а на одной равнине между этих гор жил некий несторианин пастух (pastor), человек могущественный и владычествующий над народом, именуемым Найман (Naiman) и принадлежавшим к христианам–несторианам. По смерти Кон–хана этот несторианец превознес себя в короли, и несториане называли его королем Иоанном, говоря о нем вдесятеро больше, чем согласно было с истиной. Именно так поступают несториане, прибывающие из тех стран: именно из ничего они создают большие разговоры, поэтому они распространили и про Сартаха, будто он христианин; то же говорили они про Мангу–хана и про Кен–хана и потому только, что те оказывают христианам большее уважение, чем другим народам; и однако на самом деле они не христиане. Таким–то образом распространилась громкая слава и об упомянутом короле Иоанне; и я проехал по его пастбищам; никто не знал ничего о нем, кроме немногих несториан. На его пастбищах живет Кен–хан, при дворе которого был брат Андрей, и я также проезжал той дорогой при возвращении. У этого Иоанна был брат, также могущественный пастух, по имени Унк; он жил за горами Каракатаев, на три недели пути от своего брата, и был властелином некоего городка, по имени Каракарум; под его властью находился народ, именовавшийся Крит и Меркит и принадлежавший к христианам–несторианам. А сам властелин их, оставив почитание Христа, следовал идолам, имея при себе идольских жрецов, которые все принадлежат к вызывателям демонов и к колдунам. За его пастбищами, в расстоянии на 10 или 15 дневных переходов, были пастбища Моалов; это были очень бедные люди, без главы и без закона, за исключением веры в колдовство и прорицания, чему преданы все в тех странах. И рядом с Моалами были другие бедняки, по имени Тартары (Тarcar). Король Иоанн умер без наследника, и брат его Унк обогатился и приказывал именовать себя ханом; крупные и мелкие стада его ходили до пределов Моалов. В то время в народе Моалов был некий ремесленник Чингис; он воровал, что мог, из животных Унк–хана, так что пастухи Унка пожаловались своему господину. Тогда тот собрал войско и поехал в землю Моалов, ища самого Чингиса, а тот убежал к Татарам и там спрятался. Тогда Унк, взяв добычу от Моалов и от Татар, вернулся. Тогда Чингис обратился к Татарам и Моалам со следующими словами: «Так как у нас нет вождя, наши соседи теснят нас». И Татары, и Моалы сделали его вождем и главою. Тогда, собрав тайком войско, он ринулся на самого Унка и победил его; тот убежал в Катайю. Там попала в плен его дочь, которую Чингис отдал в жены одному из своих сыновей; от него зачала она ныне царствующего Мангу. Затем Чингис повсюду посылал вперед Татар, и отсюда распространилось их имя, так как везде кричали: «Вот идут Татары». Но в недавних частых войнах почти все они были перебиты. Отсюда упомянутые Моалы ныне хотят уничтожить это название и возвысить свое. Та земля, в которой они были сперва и где находится еще двор Чингис–хана, называется Онанкеруле. Но так как Каракарум есть местность, вокруг которой было их первое приобретение, то они считают этот город за царственный и поблизости его выбирают своего хана.