Путешествие в Ур Халдейский - [49]

Услышав, как Рина прямо сказала маме: «Я хочу, чтобы ты побыла у меня хотя бы несколько месяцев», и чувствуя, как все горы преград, громоздившиеся до сих пор на его пути, рушатся и рассыпаются в одночасье, словно стены иерихонские, падающие при трубном гласе, он вспомнил одну из обычных в устах Розы фраз, гласящую, что будь на то Божья воля, так и метла выстрелит, и тут же покраснел при мысли о том, что в данном случае метла — это его любимая сестра Рина, сестра, в общем-то, ни в чем не повинная, сестра, несшая куда более тяжкую и мучительную ношу, чем его отказ от заветной поездки.

Годы тому назад, когда, закончив обучение в семинарии, он отменил путешествие в Ур Халдейский из-за того, что не мог бросить больную мать, привязанный к ней заботой о ее здоровье и пропитании, ему даже не приходило в голову перевезти ее к Рине из-за полной невозможности этого. Рина, ее муж и трое их детей жили тогда в одной комнате, наполненной криками, плачем и развешанными для просушки вокруг нефтяной печки пеленками. И словно этого было недостаточно, Рининого мужа постигла тяжелая травма на работе за несколько дней до того, как Срулик закончил занятия. Железный шест свалился ему на спину и повредил позвоночник, и ко всем обычным заботам, хлопотам и тревогам о здоровье и куске хлеба на завтрашний день добавился гложущий сердце страх, что Одед, ее муж, останется инвалидом на всю жизнь. Одед почти полностью поправился через несколько месяцев, однако был уже не в состоянии вернуться к своей работе. Он был специалистом по кладке черепицы, и поскольку ему не дано уже было лазать на вершины домов и скакать целый день по доскам, висящим над пропастью, он сделался шофером в отделе общественных работ. До знакомства с Одедом Срулик не интересовался черепичными крышами, но, познакомившись с ним, уже не мог пройти мимо дома с черепичной крышей без того, чтобы не обратить внимание на ее форму. Одед делал крышу на дом так, как шляпник изготавливает на заказ шляпу, подходящую не только к размеру головы клиента, но и к его облику; и так же, как не только размер и форма шляпы, но и манера ее надевать, угол наклона свидетельствуют о носящем и дополняют его характер, так же и крыша должна соответствовать своему дому по размеру, по высоте, по тому, под каким углом расположены скаты, водостоки, по количеству коньков и даже по оттенку черепиц, если бы только можно было найти на рынке черепицы различных оттенков.

Все годы, что Одед работал по своей специальности, он сожалел лишь об отсутствии выбора: на рынке есть только красная черепица, в то время как он считал, что дома, выстроенные из красноватого камня, называемого «мизи ахмад», должны носить крыши из серых, а не красных черепиц. За несколько лет до травмы уже случилось так, что Одед перестал класть крыши только потому, что за целый год в Иерусалиме не было построено ни одного дома с черепичной крышей. Город захватила мода на плоские крыши, и на волне ее решительной победы инженеры не смели поднять голову, и даже когда нашелся инженер-мятежник вроде Гуткина, брата члена Верховного суда, хозяин дома отказался от его услуг, постеснявшись черепичной крыши, которая свидетельствовала бы о том, что он повредился в рассудке, отстал во вкусах и не поспевает за духом времени. Одед продолжал бы работать на строительстве домов и в том сезоне, занимаясь постройкой лесов и кладкой рядов, если бы не мука, которую причиняли ему здания с плоской крышей: не лысоголовым виделся ему дом с плоской крышей, а существом без темени, незаконченным, беспутным и уродливым. Если бы здание хотя бы действительно представляло собой завершенный прямой линией куб, он кое-как еще приспособился бы к этим созданиям со сплющенными макушками, но над этими плоскими домами всегда торчали во всем своем уродстве различные крючки, трубы, цистерны для воды и веревки, напоминавшие ему пучки набивки, высовывающиеся из кукольной головы с оторванной макушкой, чтобы показать всему миру, что она полна соломы.

Одед говорил, что у плоских крыш все же есть одна заслуга — благодаря им он познакомился с Риной и женился на ней. Поскольку мода на плоские крыши завладела Иерусалимом, он остался без работы, а поскольку остался без работы, стал искать заработка в другом месте, а поскольку искал работу в мастерских торгового центра, встретился с Длинным Хаимом-изобретателем, превратившим его в учителя салонных танцев, а поскольку стал учителем танцев, Рина пришла к нему изучать танцевальную премудрость, и таким образом состоялось между ними знакомство. Одед всегда был мастером танцевать и на всех празднествах и вечеринках оказывался первейшим плясуном, но ему никогда бы не пришло в голову, что это удовольствие можно превратить в заработок, когда бы долговязый изобретатель не наставил его на путь истинный, продумав и устроив ему это предприятие. Длинный Хаим устроил все, начиная с художественной вывески, творения одного из учащихся «Бецалеля», на которой было написано: «Школа салонных танцев под руководством танцора Одеда», включая съем комнаты напротив английской больницы и доставку патефона и пластинок и кончая поисками учеников и назначением себя руководителем финансово-организационного отдела Института танцевальных наук. И поскольку Институт танцев стал реальностью, даже его основатель, господин Хаим Рабан, замер в восторге и изумлении перед быстрым успехом этого начинания, превзошедшим все, что он представлял себе в самых необузданных фантазиях, не говоря уже о том, на что мог надеяться второй директор того же института, вышеназванный танцор Одед, который несмотря на все искусство, пронизывающее каждый член его тела, обладал меньшим творческим воображением, чем его компаньон-администратор, слывший у себя самого человеком дела.