Путешествие в параллельный мир - [8]
Чтоб играли там колокола
С переливами да перезвонами
В фильмах и сериалах про тюрьму бывалые зеки всегда в наколках, особенно их пальцы. Ведь как нам расскажет Википедия, наколотые перстни - это опознавательные знаки: кто по жизни, сколько сидел и за что. Количество куполов на спине — ходки в тюрьму или срок, ползущий вверх паук — воровал и буду воровать, а если вниз — то завязал. Книги с расшифровками лагерных татуировок стоят в магазинах чуть ли не на детских полках, и здравомыслящий человек, что не зарекается от сумы и тюрьмы, по идее должен знать, что означают звёзды на плечах, а что шестёрки на лбу.
Вот и я перед этапом вдруг подумал, а не заказать ли мне распечатки хотя бы зековских «перстней». Глядишь, проще будет понять кто едет рядом и о чём с ним стоит говорить, а о чём молчать.
До распечаток дело так и не дошло, а время показало, что и не надо было.
Мир изменился, в том числе и зарешёченный.
В Лефортово моими сокамерниками были сплошь новички - «первоходы». Понятное дело, что и татуировки у них если и были, то вольные: кельтские узоры, драконы, звериные оскалы. И только уже в бане «чёрного» лагеря я впервые увидел звёзды на плечах и коленях, кресты на груди да эполеты на плечах. Вопреки стереотипам, наколки нередко были цветными и явно современными. А вскоре я познакомился и с мастерами лагерного татуажа.
Первый жил по-соседству. До ареста он работал ювелиром, неплохо поднялся, но сел за контрабанду драгметаллов. В лагере он обнаружил в себе талант художника, даже пробовал писать акварелью, но быстро переквалифицировался в мастера тату. С воли ему присылали распечатки красивых картинок, он перерисовывал контур на тонкий пергамент и по нему бил наколки.
Естественно никаких швейных игл, жжёной резины и мочи — краски для татуажа были фирменные, любой цвет на выбор. Саму машинку ювелир собрал по запчастям, движок был от электрической бритвы, бак с краской от шприца, но одноразовые иглы, больше похожие на струны, ему поставлялись с воли. Перед процедурой сосед демонстративно доставал их из упаковки и после отдавал клиенту. С распространёнными в лагере гепатитом и ВИЧ по другому и быть не могло.
Его машинка стрекотала с утра до вечера, и в чае с куревом у бывшего ювелира недостатка не было. По арестантскому укладу брать с зека деньги считается не комильфо и потому за работу не расплачиваются, а благодарят. Пакеты с «насущным» - сигареты, чай, конфеты — несли художнику официально, а неофициально ещё и кидали на симкарту деньги. Расходные материалы стоили не дёшево, и все это понимали. Конечно же, какой-нибудь ушлый зечара мог бы и возмутиться, отделаться только пакетом, но тогда ему и путь к мастеру был бы заказан. Ремесленник уделял на «общак» неплохие суммы, и блаткомитет снисходительно закрывал глаза на его коммерческую деятельность, тем более что им он бил звёзды бесплатно.
Естественно я воспользовался случаем и обновил все свои вольные татухи, ещё и получив за соседство неплохую скидку. То, что на воле стоило к примеру сто долларов, он набивал за десять. Понятное дело, к мастеру стояла очередь, и запись к нему была на месяц вперёд.
Чуть позже в соседнем бараке я обнаружил целую школу татуажа. Бывший работник московского тату-салона, залетевший в тюрьму за любовь к марихуане не мелочился и, когда ему надоело бить татуировки, он взял в делю учеников. Под его присмотром они сначала набивали простенькие узоры, потом взялись за более сложные рисунки и, под конец своего срока, мастер тату делал наколки лишь блатным, а остальных же направлял к подмастерьям, получая с тех долю. Все они работали фирменными машинками, дорогой краской, и в их тумбочках лежали пухлые каталоги с образцами. Легальной почтой им приходили глянцевые тематические журналы, нелегальной — всё остальное, в том числе и любимая марихуана. Для вдохновения, объясняли они.
После освобождения молодой делец смог открыть в Москве уже свой тату-салон.
Классические же арестантские наколки спросом в лагере не пользовались. Более того, некоторые обладатели синих «перстней» забивали их узорами, объясняя наличие наколок малолетней дурью в башке. Современный криминальный мир уже не требует опознавательных знаков на пальцах, лишь звёзды на плечах украшают избранных авторитетов. Обычному мужику их накалывать всё так же запрещено под страхом расправы за самовольное причисление себя к верхушке блатного мира. Тех арестантов, что накалывали себе звёзды без должного обоснования, положенец лагеря на сходках заставлял стирать их в кровь пемзой или срезать бритвой.
Редкий случай, когда поддавшись романтике АУЕ*, кто-то бил себе на веках «не буди», на ступнях «пойдёте за правдой — сотрётесь до @опы» или Богородицу на всю спину. В большинстве своём, татуировки в лагерях нынче такие же, как и на воле. Классику жанра ещё можно встретить у «второходов» или у стариков на поселениях, но всё это уже пережиток прошлого.
Однако выделиться могут и за решёткой, только там можно встретить безумцев, что бьют наколки под ногтями.
Игла ноготь не пробьёт, поэтому его стачивают. Маникюрных наборов в лагере не найти, и с промзоны зеку передают надфиль и наждачную бумагу — нулёвку. Стиснув зубы, отчаянный арестант аккуратно стачивает ногти до нежного мяса..
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!