Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях - [78]

Что же произошло? Королева в своей речи решительно высказалась за заключение мира; внесение этого пункта в ответный адрес было равносильно отклонению правительственной программы; голосование части палаты – убежденных вигов – понятно, но почему к вигам неожиданно перешли колеблющиеся, «болото», те, кто фактически зависел от милости двора?

И почему – также сенсационный факт! – королева, по окончании заседания, дала свою руку герцогу Сомерсету, чтобы он проводил ее до кареты?

Сомерсет! Юркий, вертлявый, размахивающий руками, брызжущий слюной старичишка, не то виг, не то тори, член прежнего вигского министерства, сохранивший свой пост и в нынешнем, торийском, лукавый царедворец, заслуженный интриган! Но он как раз ожесточеннее всех выступал за внесение в адрес этого, как бы против речи королевы направленного, пункта. И королева оказывает ему высокую милость, предлагая свою руку.

Что же происходит, в конце концов?

Вспоминают в связи с этим то обстоятельство, что довольно часто, слишком часто появлялась за последнее время в апартаментах королевы в Кенсингтонском дворце супруга герцога, герцогиня Элизабет, дама грубая, ярко-рыжая и зловещая: ходили про нее слухи, что она в свое время помогла своему первому мужу скоропостижно умереть, будучи заинтересована во втором. А теперь ходят слухи, что герцогиня Сомерсет оттесняет на задний план признанную фаворитку королевы, красноносую Эбигейл…

Так что же происходит, в конце концов?

В шестом часу вечера, 8 декабря, назавтра после заседания палаты лордов, в апартаментах миссис Эбигейл Мэшем в Кенсингтонском дворце собралось небольшое общество.

Эбигейл только что вернулась из королевских апартаментов – обслуживание Анны за обедом входит в ее обязанности. Встревоженная, почти испуганная, она мешком сидит в кресле, тревожно следя за двумя мужчинами, находящимися с ней. В комнате жарко, камин пылает, крупная капля висит на кончике красного носа Эбигейл.

Один из двоих, Джон Арбетнот, придворный врач королевы, дилетант-литератор, мастер легкого, блестящего остроумия, стоит, изящный и высокий, в своей обычной элегантно-небрежной позе у камина, забыв согнать легкую улыбку со своих красиво очерченных губ. Улыбаться как будто и нечему, но Арбетноту, спокойному созерцателю жизни, гурману, коллекционеру образчиков человеческой низости и глупости – итогом коллекционерской работы и была его знаменитая «История Джона Булля», – улыбка всегда к лицу.

Но не улыбается Свифт. Его толстая трость вонзилась в ковер, рука вертит табакерку; откинувшись в кресле, он не сводит упорного и сурового взгляда с хозяйки, слова его весомы и словно подчеркнуты ровной и толстой чертой.

– Вчерашнее голосование не было сюрпризом для королевы – вы это понимаете, миссис Мэшем? Следовательно, одно из двух: либо оно не было сюрпризом и для вас с сэром Робертом, значит, вы знали о готовившемся обмане партии мира и всей Англии, либо вы и сэр Роберт были также обмануты ее величеством, и она решилась на изменение всей политики за спиной у своего первого министра и фаворитки. В этом последнем случае вы виноваты в небрежности, в глупости, в разгильдяйстве; если же не в этом, то в измене и предательстве. Я прав, мистер Арбетнот? Я прав, мистер Мэшем?

Мистер Мэшем, супруг Эбигейл, незначительная личность, прикорнувший в уголку, что-то хмыкнул.

Арбетнот произнес, вдумчиво, слегка нараспев:

– От разгильдяйства до предательства так ли длинен путь? Не длинней, чем от небрежности к измене…

Свифт не слушал его.

– Я требую ответа, миссис Мэшем. Что из двух, что из двух?

Глухое постукивание каблука о ковер подчеркнуло повторение вопроса.

Эбигейл заторопилась, облизнула свои маленькие, полные губки – неожиданно маленькие, даже комичные на ее большом, грубом лице, показала мелкие, острые зубы.

– Но я уверяю вас, почтенный доктор, я уверяю вас, – бессознательно она имитировала свифтовское повторение, – сэр Роберт и я ничего не знали. Я убеждена, – тут она понизила голос и поджала губы, – эта рыжая кошка, Сомерсет, подстроила всю интригу, она и старик Ноттингэм.

– Ноттингэм подкуплен герцогом Мальборо!

– Конечно, – обрадовалась Эбигейл свифтовской реплике, – без герцога, без сучьей дочери Сарры дело не обошлось. А ее величество… – голос ее снизился до шепота, – ее настроение переменчиво, и она любит обижать своих преданных слуг, вдруг оказывая им свою немилость… – Скатившиеся слезинки, одна и другая, оставили следок на кирпично-румяных дряблых щеках. – Я не хочу осуждать свою государыню, но как вы могли подумать, доктор Свифт, что сэр Роберт и я что-либо знали…

Джон Арбетнот вежливо кашлянул:

– Разрешите перебить вас, дорогая Эбигейл… Джонатан! То, что произошло, нетрудно понять. Интрига Мальборо, Сомерсета и Ноттингэма. Пустить слушок, что королева находится в плену у министров и некоего ирландского священника, – легкий поклон в сторону Свифта, – что она будет довольна, если ее верные слуги, пэры Англии, будут голосовать против министерства, что им будет обеспечена в этом случае королевская благодарность… Коварный слух! Был ли он пущен с ведома королевы, по ее намеку, с ее молчаливого согласия – это лишь деталь. Женщина на троне, дорогой Джонатан, словно злой ребенок, запертый в комнате: от скуки он будет ломать собственные игрушки или любоваться своими гримасами в зеркале… Конечно, сэру Роберту следовало бы быть в курсе и парировать этот слух контрслухом. Сколькими голосами прошла поправка Ноттингэма?