Путешествие в Египет - [24]

Что же касается мечети Диван Иосифа, то она покоится на монолитных колоннах из изумительного мрамора, несущих на своих коринфских капителях слегка вогнутые арки, по их контурам проходит арабская вязь, запечатлевшая в камне отдельные строки Корана. Мы поднимаемся дальше и выходим на площадку; здесь, на самом верху, расположен дворец паши - нагромождение камней, деревянных колонн и итальянских картин сомнительного вкуса - все это мало приспособлено к условиям местного климата.

Это Каракуш, полководец и первый министр Салах ад-Дина, построил цитадель, прорыл колодец, начертил план нового города; воспоминания о нем живы и по сей день; поскольку внешность у него была карикатурной, его именем назвали марионетку20, которая, ничуть не смущаясь, прямо на улицах Каира произносит и изображает жестами самые немыслимые непристойности, В Европе такую же скандальную известность получили господа Мальборо21 и ля Палис22.

Нас сопровождал господин Мсара, переводчик при консульстве, бывший драгоман гвардии мамлюков; когда мы приехали, он перебрался в наш отель; к своему древнему ремеслу он добавил еще одно, новое - торговлю антикварными вещами; кроме того, он знал массу анекдотов и потому был весьма занятным чичероне. Он- то и привел нас сюда, чтобы показать, давая необходимые пояснения, великолепную панораму, открывавшуюся с цитадели, куда мы поднялись.

Цитадель возвышается над всем городом. Если встать лицом к востоку, а спиной к реке, взор охватывает огромный полукруг; слева и справа у наших ног возвышаются могилы халифов - мертвый, безмолвный и пустынный город - гигантский некрополь, по величине не уступающий городу живых. Каждая гробница - не меньше мечети, а каждый памятник имеет своего стража, немого как могила. Позже мы возьмем факелы и посетим этот город, вызовем к жизни призраки и вспугнем хищных птиц; днем они сидят на высоких шпилях, а ночью возвращаются в гробницы, словно хотят напомнить душам халифов, что теперь настал их черед выходить на свет божий. Позади этого мертвого величественного города возвышается безжизненная цепь Мукаттам с обрывистыми вершинами, которые отбрасывают жгучие солнечные лучи до самого Каира. Если оторвать взгляд от города мертвых и обернуться, то прямо под ногами увидишь раскинувшийся город живых; стоит всмотреться в лабиринт его узких улочек, и различишь неторопливо и степенно шествующих немногочисленных арабов, облаченных в машлахи, пли еще реже турок, восседающих верхом на ослах; дальше - большие скопления народа, откуда доносятся крики верблюдов и торговцев,- это базары; повсюду нагромождение куполов, похожих на щиты великанов, и лес минаретов, словно пальм или мачт; слева - Старый Каир, или "шатер Тулуна", справа - Булак, пустыня, Гелиополь; прямо перед вами за городской чертой - Нил с островом Рода, на другом берегу - поле боя Имбаба, а еще дальше - пустыня; на юго-западе - Гиза, сфинкс, пирамиды, роща высоких пальм, где спит колосс и где некогда находился Мемфис; над верхушками деревьев вновь вырастают пирамиды, а за ними опять необозримая пустыня - целый океан песка с приливами и отливами; караваны рассекают его гладь, точно корабли, верблюды бороздят его, словно лодки, а самум нарушает его спокойствие, подобно шторму.

На площадке, где мы сейчас находимся, если не ошибаюсь, в 1818 году по приказу паши Египта было уничтожено все воинство мамлюков, которых паша призвал сюда якобы на праздник: они пришли, как заведено, облачившись в парадные костюмы, расшитые драгоценными камнями, и обвешанные самым красивым оружием. По сигналу паши смерть обрушилась на них со всех сторон; из жерл пушек вырывались огонь и железо, люди и лошади падали, истекая кровью. Обезумевшие мамлюки заметались, натыкаясь на стены и испуская дикие крики, полные ярости и жажды мщения, они то сталкивались, как в водовороте, то снова распадались на небольшие группки, разлетаясь, как листья на ветру, затем снова неожиданно соединяясь, чтобы в последнем усилии, не щадя лошадей, броситься на жерла пушек и опять отступить, как потревоженная стая птиц, но тотчас же их настигал шквал огня. Многие мамлюки стали бросаться вниз, разбиваясь и калеча лошадей; и вдруг два лихих всадника, слившиеся воедино со своими конями, словно статуи, с трудом оторвались от земли и умчались с быстротой молнии через незапертые городские ворота за пределы Каира. Они сразу же устремились к городу халифов, миновали безмолвную обитель мертвых, вторившую гулким эхом цокоту копыт, и, наконец, достигли подножия Мукаттама в то самое мгновение, когда кавалерия паши выехала из города и бросилась за ними вдогонку; один из всадников помчался в сторону Эль-Ариша, другой углубился в горы; преследователи разбились на две группы и поскакали за ними.

В этой скачке не на жизнь, а на смерть, когда лошади, выросшие в пустыне, мчались по горным тропам, перепрыгивали с утеса на утес, преодолевали реки и скользили над пропастью, таилось нечто сверхъестественное.

Трижды лошадь одного из мамлюков, задыхаясь, падала, силы покидали ее, и трижды, услышав галоп преследователей, поднималась и продолжала свой бег; в конце концов она рухнула и больше не встала. Тогда человек проявил беспримерную верность своему другу: вместо того чтобы спуститься со скалы и притаиться в ущелье, а затем подняться на недоступную для преследователей вершину, он сел возле своего скакуна, не выпуская поводьев, и стал ждать; солдаты убили его, не услышав ни единой мольбы, ни единого стона.