Путешествие в Агарту - [61]

Шрифт
Интервал

Кажется, он едва повернул голову в мою сторону, окруженный невыносимо ярким светом. Он ни единым жестом не выражает удивления, словно встретить здесь человека – дело вполне естественное. Увы, весь он излучает горделивое спокойствие.

Я попытался пошевелиться, сделать движение, чтобы привлечь его внимание, но передумал. У меня есть своя гордость. Лицо у меня обожжено солнцем, а кожа покрыта песком, как у клоуна.

Я приложил руку ко лбу, чтобы лучше видеть. От земли поднимается дымка, которая искажает все контуры и края, нарушает перспективу. Да, это Вуд. Ачуть дальше едут другие всадники. Над одним из верблюдов реет, подобно знамени, полоса голубого тюля, с невероятным кокетством прикрепленная к тропическому шлему. Я ни на секунду не сомневаюсь, это Катти Кауфман. Очаровательная еврейка. Неужели она станет матерью моего сына?

Все это напоминает фарс. Я открываю рот, чтобы расхохотаться, но натянутые уголки губ отзываются болью. Я превратился в высохший кожаный мешок.

Не в силах сдерживать ярость, я делаю несколько шагов в их сторону. Несмотря на боль и на то, что язык у меня стал как шершавая деревяшка, мне удается выкрикнуть им хриплое оскорбление: «Sons of a bitch!»[110] Потом я кричу немецкие ругательства, как будто от этого будет меньше гореть рот.

Хвастливые трусы! Пугала! Они скачут дальше. У них во фляжках полно воды. Вот они уже скрылись в дымке. Я машу руками. Свиньи!

Я нащупываю пистолет, но патронташ не открывается, и они удаляются, теряются на горизонте. Я бы выпустил в них всю обойму.

Вот то печальное будущее, которые ожидает человечество без нашего Возрождения: Вуд и еврейка, побратимы и любовники. Да, это они. Меня охватывает невыносимая тоска.


Я ползу. Снова вокруг какие-то руины.

Пересохший язык раздулся. Я ползаю среди камней. Я вытягиваю ноги, опираясь на камень. Мимо прошмыгнула ящерица, но я не успел схватить ее, чтобы высосать жидкость из ее тельца. Рядом лежит высохшая, окаменевшая сандалия. Я знаю, она принадлежала какому-нибудь солдату из легионов Александра Македонского, из отрядов, посланных из Бактрианы, чтобы достичь скрытой мудрости Агарты.

Среди высохших руин я ощупываю тени, воображая, что это вода. В отчаянии слизываю песок, принимая тени за следы влаги.

Временами мне становится легче, и я продвигаюсь вперед. Почва становится каменистой. Кажется, я поднимаюсь по пологому склону. Подъем дается мне нелегко, день уже катится к закату.

Тогда-то я и увидел Ворота. Легендарные ворота.

Сердце застучало как колокол, запертый в клетке из ивовых прутьев.

Они из беловатого мрамора или из белого гранита. Их форма мне знакома, фактурой и пропорциями они напоминают ворота, которые я видел в статье проклятого Вуда, на фотографии, сделанной на берегу озера Титикака. Помню, как в Париже мы с Гретой (кажется, это было в другой жизни) видели репродукцию в Музее человека. Ворота Солнца.

Мне кажется возмутительным, что я могу испытывать тот же самый восторг археолога, который Вуд пережил в Боливии. Мое «я» тяготеет к его чувствам, которые занимают место моих собственных.

Я внутренне хватаюсь за себя, за Вальтера Вернера. Но быть Вальтером Вернером требует невероятных усилий. Я скатываюсь к другому. Тихо падаю в другого, как бы утратив собственную силу тяжести.

У меня больше нет сил. У меня кончилась моча, которую я пил, и мне трудно представить, что кровь еще не высохла у меня в жилах.

Я заправил ручку, а потом с жадностью, но так медленно, как только смог, выпил из чернильницы остаток чернил. Печальная судьба самозваного писателя: я выпил дом своего Бытия.

Я уверен, если мои примерные расчеты верны, что сегодня 30 апреля 1945 года.


Ворота.

Можно подумать, они обладают гипнотическим воздействием. Они стоят посреди равнины. Наступили сумерки, и, кажется, ветер стал уже не таким горячим.

От них невозможно отвести взгляд. Они величественны, как портик, ведущий во дворец, чьи пропорции бесконечно огромны. Дворец, куполом которому служит весь небосвод. Если войти туда, переступив через порог, покажется, что выходишь в открытое пространство. Почувствуешь, как вступаешь в бесконечность, в этот гостеприимный и одновременно внушающий страх дворец.

Сомнений у меня нет. Меня охватило величайшее умиротворение. Это и есть ворота в Агарту, о которых писали Ямвлих[111] и безумный Экарт.

Я чувствую, что мне подан знак – на меня повеяло прохладным воздухом. Об этом знаке писал агент Оссендовский: «Верблюды нашего каравана в испуге прядали ушами. Дул легкий ветерок, доносивший издалека безмолвную музыку, которая проникала в сердца людей».

Я вытягиваюсь в этой нежданной прохладе. Кладу тетрадь к себе на грудь и очень медленно вывожу букву за буквой. Я чувствую, что плачу, но без слез: кожа вокруг глаз сморщивается и горит. Да, это порог Агарты! Я должен наслаждаться этим невероятным покоем, пока не появится посланец Верховного Хутукту, царя тайных сил, Царя Мира.

Всевышний снова вдохнет силу Врил в нашего Фюрера. Высший покой, покой того, кто выполнил свою миссию. Триумфальный покой…

Эпилог

Дневник Вальтера Вернера обнаружил патруль китайской Народно-освободительной армии в неспокойные времена между окончанием Второй мировой войны и победой сторонников Мао в 1949 году.


Еще от автора Абель Поссе
Райские псы

«Райские псы» — история двух гениальных юнцов, соединенных всепоглощающей страстью, — католических короля и королевы Фердинанда и Изабеллы. Они — центр авантюры, главную роль в которой сыграл неистовый первооткрыватель новых земель Христофор Колумб. Иудей и католик, герой и работорговец, пророк и алчный искатель золота, он воплощает все противоречия, свойственные западному человеку.В романе повествуется о столкновении двух космовидений: европейского — монотеистического, подчиненного идее «грехопадения и покаяния», и американского — гелиологического, языческого, безоружного перед лицом невротической активности (то есть формы, в которой практически выражается поведение человека европейской цивилизации).


Долгие сумерки путника

В романе воссоздается неизвестный жизненный этап одного из самых необычных конкистадоров. Пешком, безоружный, без крестов и Евангелий, Альвар Нуньес Кабеса де Вака предпринял поход по неведомым землям, от Флориды через Техас до Мехико. Постаревший, но не павший духом, он пишет в Севилье тайный вариант своей одиссеи, вплетая в свои воспоминания события текущей жизни.


Рекомендуем почитать
Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.