Путешествие по Святой Земле в 1835 году - [111]

А вот и прямое обращение к проклятиям ветхозаветных пророков. Описывая озеро Мензале, затопившее когда-то «плодоносную равнину, где процветали» упоминающиеся в Библии египетские города, Норов указывает: «Наводнение этой страны объясняли разными предположениями, но никто, кажется, не заметил страшного пророчества Иезекииля». И далее следует пространная цитата из Книги этого пророка (30, 13–19), в самом деле, удивительно соответствующая той картине разрушения, которая предстала перед глазами путешественника: «Сия, глаголет Адонаи Господь: погублю кумиры и испражню вельможи… и старейшины от земли Египетския и не будут к тому!..» и т. д. Совпадения касаются даже деталей ландшафта. Иезекииль предрекал: «И в Диасполе будет расселина и разлиются воды». Море действительно «ворвалось в землю Египетскую противу Диосполиса», – комментирует слова пророка Норов и приводит последующее название этого «разрыва»: «устье Мендезийское».

Норова поражает картина лежащих между холмов «великолепных развалин» египетского Цоана: «Там царственный женский колосс из черного гранита, с челом, исполненным думы, повержен среди прекрасных колонн; далее три великолепные гранитные обелиска разметаны в разные стороны; один из них, более уцелевший и самый огромный, переломлен как меч! Здесь был форум…». Путешественник продолжает: «Развернем книги Пророков посреди поверженных кумиров, над обломками этих обелисков, одетых мистическими иероглифами. Вот глаголы Исаии…». Следует цитата из Исаии.

Мощная образность ветхозаветных пророков словно на глазах путешественника сметала с лица земли когда-то процветающие города и селения и заставляла прийти к неизбежному выводу: «Не одна история являет нам полное исполнение пророчеств; сама природа свидетельствует вечную истину. Пройденный нами путь показывает море, поглотившее землю порабощения Израиля; многие рукава Нила исчезли, а другие смешались с горькими хлябями моря…» И тут опять цитируется Исаия (19, 5): «Египтяне испиют воду яже при море, а река оскудеет». Затем автор вновь возвращается к бедственному состоянию окружающей природы: «Вся окрестность Цоана и других древних городов нижнего Египта… превратилась в бесплодную пустыню; трава иссохла от серных и соляных частиц моря, а остальная часть земли обратилась в болото… Исчез самый папирус, который передавал векам мудрость египетскую, и последние предания жрецов Изиды и Озириса поглощены пламенем Омара в Александрии».

Тема сбывшихся апокалиптических пророчеств (пожар Александрийской библиотеки и т. д.) и, вообще, мировых катастроф, катаклизмов станет одной из основных не только в «Путешествии по Святой Земле в 1835 году», но и во всем творчестве Норова. К ней он обратится, например, в книге «Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе» (СПб., 1847) и в «Исследовании об Атлантиде», опубликованном в 1854 г. Подобный интерес явно не был случайным и во многом определялся биографией писателя и его эпохой. А ее, без всякого сомнения, можно назвать апокалиптичной. Революция 1789 г., смена христианского календаря, террор, реки крови, поднимающаяся из безвестности фигура «серого капрала», словно по мановению волшебной палочки превращающегося в «императора Вселенной», несущего на себе отпечаток «звериного числа», – вот ее некоторые составляющие. А еще были непрерывные войны, когда многотысячные армии пересекали европейский континент в разных направлениях и устремлялись в пустыни Египта и снега России, оставляя после себя горы трупов и разрушенные города, пожар Москвы, Священный союз и многое другое. Казалось, начинают сбываться ветхозаветные пророчества и «Откровение апостола Иоанна Богослова» претворяется в жизнь. Святейший Синод в 1806 г. объявляет Наполеона предтечей антихриста, но «ангел Александр» вместе с «князем Михаилом» сокрушают его чудовищные планы, после чего следует договор о Священном союзе, названный современниками «Апокалипсисом дипломатии» и т. п. Эсхатологическая тема в том или ином виде заявит о себе и в русской литературе у Пушкина, Гоголя и др[226]. И, конечно, для непосредственного участника этих событий она приобретет особый смысл, все более раскрывающийся перед ним, по мере того как ученый все глубже погружался в историю, а путешественник буквально на каждом шагу встречал подтверждение древних предостережений.

Но цель его странствия еще не достигнута. «Поднимаясь с горы на гору, я был в беспрестанном ожидании открыть Иерусалим, но горы все вставали передо мною, переменив прежнюю оттенку свою на красноватую. «Горы окрест его», – сказал Давид, говоря о Иерусалиме. Я начал приходить в уныние, что не увижу Святого города при свете дня; далеко опередил я своих спутников; в самое это время встретился мне прохожий араб – и, конечно, пораженный написанным на лице моем грустным нетерпением, поравнявшись со мною, закричал мне: «бедри! бедри!» (скоро! скоро!). Такое предведенье поразило меня удивлением: я ему сказал все, что я знал по-арабски нежного, за радостное известие. Я поднимался на высоту, – вдруг предстал Иерусалим! Я кинул повода лошади и бросился на землю…»