Путешествие на Восток - [16]

Лет двадцать тому и более состояние церквей было здесь таково, что в Армянском монастыре отвалилось несколько камней, а может быть еще и Турки с умыслом их отвалили. По маловажности, Армяне, без предварительного турецкого разрешения, вставили опять эти три или четыре камня и после многих прений должны были взнести турецкому начальству 500,000 пиастров за то, что осмелились без позволения перестроит храм. Теперь этой насильственной и разбойнической администрации уже нет.

В римском монастыре есть типография, у Армян и у Евреев также. Нет только греческой. Греки более всех отуречились.

Гробницы Царей, или Судей, или Бог весть кого. У Шатобриана они хорошо и верно описаны. Вообще путевые записки его и до-ныне, духовными лицами и мирскими, признаются едва-ли не лучшим руководителем в Иерусалиме. И тут Француз, как после я, часто выглядывает у него из-под плаща паломника, но себяобожание, ужь не самолюбие, и самохвальство, здесь умереннее, нежели в последовавших произведениях.

16. Писал Павлуше чрез Титова с письмом к Кобеко, а в нем письма к Тютчевой и в Валуеву. Жена писала леди Каннинг. Все отдано митрополиту. Вчера ходил по городу, в дом Пилата. Вид на Омарову мечеть. Дом Симона фарисея. Проверить с Евангелием. Кажется ошибочно признается за дом Симона и Шатобрианом также. Ездил на источник Силоамский и запасся водою. В отдалении, огромные камни на горах представляются глазам безобразными зданиями. Селения представляются грудами камней. Люди, как дикие звери, гнездятся на них и под ними. И в самом Иерусалиме, глядя на дома, не понимаешь, где тут жилые покой. Почти вовсе нет окон на улицу. Двери с улицы узкия и низкие.

Середа 17. Как не далась мне Иоаннова пустыня, в которую собирался я вчера, так не дались сегодня и Соломоновы пруды. Вся эта поездка зачата была не в добрый час и под худыми приметами. И встал вчера в пять часов утра, что для меня есть уже худая примета и не добрый час, – а в шесть рассердился и прогнал от себя лошадей и нанимавших их, потому что казалось мне, что с меня лишния деньги требовали. Наконец дело кое-как уладилось и в четверть по полудни отправились мы в Вифлеем. Дорога к нему, судя но здешнему краю, очень хороша. Поднявшись из Гигонской долины, выезжаешь на ровную дорогу, по которой можно бы ехать и в коляске. На правой руке развалины монастыря Св. Модеста. По обеим сторонам дороги обработанные поля и зеленеют нивы. Дикая близ-Иерусалимская природа здесь смягчается. Одна эта окрестность могла служить сценою для пастушеской библейской поэмы Русь. Проехав монастырь Св. Илии, спускаешься с горы по крутизне извивающейся дороги. Тут поля, долины и возвышения обсажены маслинами. В Вифлеемской долине, облегающей город, можно сказать, что зеленеет даже роща маслин. Во всех других местах они растут довольно одиноко – и на Элеонской горе можно счесть их, так их не много. они тут редеют как клочки волос на лысой голове старца. Мы ужинали за смиренною трапезою митрополита Дионисия; но при всей смиренности своей, истребили несколько Вифлеемских голубей, отличающихся особенным вкусом, а жарят их – это замечание для Вьельгорского – без масла на вертеле, что придает им, но словам митрополита, или, лучше сказать, что не лишает их собственной сочности и самородного вкуса. Чтобы дополнить мое гастрономическое сведение, скажу, что у митрополита повар – старая Вифлеемская баба; а была ли она всегда стара, о том знает Бог. Здесь вообще в греческих монастырях встречаешь женщин, правда пожилых. Охотно верю, что они тут не для греха, а для прислуги – обмыть, обшить, состряпать. Встреча этих женщин близь архиерейских келлий, сказывают, очень смущала Войцеховича. Вообще, большой строгости здесь не видать. Монахи, не в постные дни, едят мясо и пьют вино. С террасы монастыря любовался я звездным небом и Вифлеемскою луною. Сегодня в пять часов утра слушали мы трехъязычную литургию – по-арабски, гречески и по-русски. На ектении поминали нас и наших живых и усопших. Вчера вечером ходил я в пещеру, где, по преданиям, скрывалась Богоматерь с Младенцем до бегства в Египет. Она принадлежит Латинам. Я тут застал монаха и несколько арабских детей, которые пели акаеист Богородице. Умилительно слышать эти христианские песни, молитвенно возносимые поселянами на тех самых местах, где так смиренно и также в тишине и сельской простоте, невидимо от мира, возникало христианство. Утром ездил я на место, явления ангелов пастухам. Тут некогда была церковь, построенная Еленою. Теперь осталась одна подземная церковь православная. Арабский священник прочел мне в ней главу Евангелия. После заезжал я к нему в дом. Часу в третьем по полудни отправились мы на Соломоновы пруды. Тут начались беды наши. Тахтиреван ударился об стену, а жена головою об тахтиреван. Верблюды заграждали нам дорогу. Абдула бросился разгонять их, и один верблюд попал в яму, или в пещеру, так что все туловище его лежало под камнем и только задния ноги оставались на поверхности земли. Далее, отец Прокопий упал с лошадью, а еще по далее, упала с лошади Фанни и ужасно стонала и кричала, жалуясь, что переломила или вывихнула себе руку. Мы не знали что делать. Долго провозились с нею и наконец решились возвратиться ближайшею дорогою в монастырь Св. Илии в Иерусалим. Между тем лошадь Фанни убежала. Семидесятилетний митрополит, который провожал нас, поскакал ловить ее на лихом своем арабском жеребце. Он из Болгар, и видна в нем славянская отвага и славянская мягкосердечность, хотя, сказывают, он очень вспыльчив, что также есть славянское свойство. В монастыре Св. Илии благословил он меня весьма старинным образом Петра и Павла. Наконец тут расставшись с добрым старцем, ибо тут оканчивается его митрополия, возвратились мы в 7-м часу вечера в Иерусалим. Латинский монах врач, уверял нас, что, по счастью, рука Фанни и не переломлена, и не вывихнута. Приставили ей 70 пиявок. При возвращении нашем в Иерусалим стены его, под Гигонскою долиною, чудно озлащались сиянием заходящего солнца. Нигде и никогда я не видал такого золотого освещения. С дороги видны были, на отдаленном небосклоне, Аравийские горы, которые, подобно свинцовым облакам, белели и синели сливаясь с небесами. Гробница Рахили; я объехал кругом, но не входил в нее, потому что она была заперта и никого при ней не было. Но, сказывают, что и смотреть нечего.