Путешествие на «Брендане» - [8]

Через переводчика я обрушил на команду град вопросов.

— Сколько карр сейчас насчитывается в районе Дингла?

— Около сотни.

— Для чего их используют?

— Ставить верши на омаров и сети на лосося.

— А по настоящему сильное волнение они могут выдержать?

— Могут, если знаешь, как ими управлять.

— А если карра опрокинется?

— Так и будет лежать вверх дном, а вы утонете.

— Может лодка нести тяжелый груз? — продолжал я расспрашивать.

— Конечно, может, — отозвался один из гребцов. — Весной мы возим на каноэ скот на пастбища на других островах.

Товарищ говорившего добавил что-то, от чего все рассмеялись.

— Что он сказал? — спросил я моего переводчика.

— Сказал, что с коровами меньше хлопот. Не задают столько вопросов.

Когда пришло время возвращаться к слипу, я попросил лодочников провести небольшой, но важный эксперимент — описать восьмерку, чтобы проверить, как карра всходит на волну под разными углами. Я уже заметил, что до этого момента гребцы старались идти под прямым углом к волнам Моя просьба вызвала замешательство. Они ворчали себе под нос, отрицательно качая головой. Однако я продолжал настаивать, в конце концов, они согласились и осторожно приступили к выполнению маневра. Все получилось как нельзя лучше. Карра заскользила через гребни и ложбины, послушно разворачиваясь на бурлящей волне. Моя команда сияла от удовольствия, и я тоже сиял. Теперь я точно знал, что лодки родины Брендана не были предназначены исключительно для прибрежного плавания. Они вели себя как настоящие морские суда. Планируемая экспедиция приблизилась на один шаг.

На берегу я рассчитался с гребцами, явно довольными столь легким заработком, и спросил, кто мог бы еще рассказать мне про их "каноэ". Они единодушно назвали мне Джона Гудвина из Махэри. Никто, уверяли они, не знает и не строит каноэ так хорошо, как он. Я непременно должен повидать Джона Гудвина.

Так состоялось мое знакомство с лодочным мастером из Махэри, чьи советы затем сыграли важнейшую роль при строительстве моей карры. Семидесятивосьмилетний Джон Гудвин был последним на полуострове Дингл профессиональным строителем карр, единственным оставшимся членом сословия, которое некогда было представлено в каждом приморском селении. Многие здешние фермеры способны при желании за зиму построить карру в своем сарайчике, но Джон Гудвин кормился этой профессией. Больше того, он любил эти лодки и всю жизнь собирал сведения о них. Молодым парнем эмигрировал в Америку, но вскоре вернулся на Дингл, чтобы продолжить дело отца и деда. И пользовался при этом унаследованным инструментом. Несколько ручных дрелей, стамески, нож и молоток… Да еще набор реек с делениями. А большего Джону и не требовалось, чтобы измерять заготовки и собирать изящные сложные конструкции, прославившие его во всей округе.

Не менее важным для меня было то, что Джон любил рассказывать о каррах. Часами потчевал он меня историями о них, об их строительстве, о той поре, когда в каждом крике и расщелине в приморье роились сотнями эти маленькие лодки, а скумбрия водилась в таком изобилии, что уроженцы полуострова Дингл ежегодно летом возвращались на несколько недель из Америки на родину, чтобы собрать морской урожай. С гордостью показывал он мне фотографию, на которой сам Джон и его три брата сидели, вытянувшись в струнку, в гоночной карре, принесшей им звание чемпионов графства. Проходя мимо вереницы опрокинутых карр, он останавливался, чтобы обратить мое внимание на едва заметные различия между лодками, большинство которых было творением его рук. Как-то я предъявил ему снятую в тридцатых годах выцветшую фотокарточку с изображением каркаса карры, и Джон не задумываясь назвал мне имя мастера, делавшего лодку. В другой раз я задал ему вопрос, касающийся тех времен, когда владельцы карр ходили не только на веслах, но и под парусами. Поразмыслив несколько секунд, Джон порылся между стропилами просмоленного сарая, где помещалась его мастерская, и вытащил старый парус. Пока я измерял этот музейный экспонат и делал чертежи, Джон около получаса объяснял мне, как лучше оснащать карру и ходить на ней под парусом. Его советы очень пригодились мне потом.

Особенно запомнилась одна история. Зимним днем в начале века, говорил Джон, жестокий шторм загнал один пароход в здешний залив. Судну грозила серьезная опасность, но команде удалось отдать якорь и приостановить снос. Капитан пустил сигнальные ракеты, чтобы из Фенита прислали спасательный катер, пока не лопнула якорная цепь. Но шторм был настолько силен, что катер не смог пробиться из гавани в море и вернулся с повреждениями. Тогда два местных лодочника решили прийти на помощь. Отнесли на береговые камни хрупкую карру, спустили ее на беснующиеся волны и смело пошли на веслах к пароходу. Один из гребцов взобрался на палубу, убедил капитана поднять якорь и провел судно между отмелями и подводными камнями в безопасное место.

— Каноэ любую погоду выдержит, — подытожил Джон. — Лишь бы команда знала, как с ним управляться, и хоть один человек еще мог грести.

Я спросил Джона, не возьмется ли он собрать для меня карру и показать, как это делается. Вместе мы потрудились полдня на жаре, просмаливая и натягивая брезент на каркас, и я стал владельцем собственной двухместной карры, построенной в точном соответствии с традиционными образцами, даже место для мачты было предусмотрено. Принимая готовую лодку, я задал Джону вопрос: