Путешествие мясника - [71]

Почти всю долгую дорогу на юго-запад Армандо разговаривает по мобильнику и лишь изредка прерывается, чтобы рассказать мне о своем бизнесе и о том, как он мечтает завоевать местный рынок. С Европой у него и так все в порядке: там разбираются в здоровой пище и охотно покупают экологически чистых и нежирных водяных буйволов, а вот аргентинцы любят, чтобы мясо было «помясистее».

За границей города пейзаж быстро становится пустынным: широкие поля с пасущимся на них скотом разделяются грунтовыми дорогами и рядами низкорослых деревьев. Наверное, это и есть пампасы. Такие же пыльные, плоские и бесцветные, как наш Техас. Край скотоводства.

Армандо спрашивает, что именно я хочу увидеть, и я отвечаю: «Все, что у вас есть». Он объясняет, что сейчас мы едем на скотный двор, где содержится одно его стадо. Лето и осень были очень сырыми. Земля у Армандо болотистая, и именно поэтому он решил разводить водяных буйволов. Первым в Аргентине, как он уверяет. Но этот год оказался слишком мокрым даже для этих любящих грязь животных, и, чтобы они набрали нужный вес, их пришлось откармливать в загоне. Проблема в том, что в Европе правила импорта запрещают закупать животных, которых хоть один день откармливали в загоне, и теперь Армандо вынужден продавать своих буйволов в Аргентине, что менее выгодно и надежно. Тем не менее он не унывает и уверен, что все у него получится. Стиль жизни аргентинцев уже меняется, теперь они больше следят за своим здоровьем и происхождением пищи. Армандо напоминает мне Джоша, тоже вечно полного грандиозных планов, которые, как ни странно, иногда осуществляются.

— Вы уже побывали в «La Brigada»?

— Да, я там обедала. Мне очень понравилось!

— Между прочим, там готовят и мясо моих буйволов.

— Правда? Надо будет попробовать. — Это, конечно, вряд ли. Скорее всего, я и в следующий раз не удержусь от соблазна заказать изумительный стрип-стейк.

— А во втором ресторане Сантьяго вы были?

У Сантьяго есть еще небольшой ресторанчик азиатской кухни.

— Нет пока.

— Он тоже покупает у меня буйволов. Очень ароматное получается мясо.

Примерно через час мы приезжаем на скотный двор. Армандо вылезает из машины, открывает замотанные цепью ворота, и мы сворачиваем на проселочную дорогу с глубокими колеями. По обе стороны от дороги — разбитые копытами болотистые пастбища. Между кучами навоза и сухими травинками бегают курицы. Мы подъезжаем к скоплению сараев и загонов, среди которых выделяется единственное низкое бетонное здание. Вероятно, это контора. Мы выпрыгиваем из машины прямо в грязь. Я здороваюсь с подбежавшими к нам собаками, а Армандо тем временем пожимает руки группе мужчин в куртках и грязных резиновых сапогах. Некоторые из них работают нё скотном дворе; другие — это покупатели, которых он надеется соблазнить своими буйволами. У Армандо здесь много дел, поэтому после коротких представлений я отступаю на второй план и стараюсь никому не мешать. Чуть отстав, я иду за мужчинами к загону, где кучкой столпились буйволы: блестящие черные бока, темные глаза и широкие рога, спускающиеся на спину, похожие на разделенные пробором, набриолиненные прически щеголей двадцатых годов.

Двое работников начинают загонять буйволов в узкий коридор в конце загона. Животные кажутся очень нервными, но в то же время удивительно послушными. В настоящую панику буйвол впадает, только если остается в одиночестве. Но когда пастухи загоняют двух первых буйволов в коридор, остальные следуют за ними, нос к хвосту, совершенно безропотно, лишь изредка обращая к нам поверх ограды укоризненные взгляды. Армандо просит меня отойти на безопасное расстояние, и я подчиняюсь, хотя эти ребята совсем не кажутся мне опасными.

В соседнем загоне корова только что родила. То есть буквально только что. Очаровательный белый теленок с двумя черными полосами на щеках — как будто заживший шрам от столкновения с пумой, все еще мокрый и не стоит на ножках, а у коровы выходит детское место. Как говорит Эрон, век живи — век учись; вот, например, сегодня я узнала, что именно корова делает с последом. Бр-р-р. Наверное, она поклонница Тома Круза. Правда, какая-то часть угощенья достается черному псу — по крайней мере, ему удается полизать кровь. И еще раз: бр-р-р. Но в остальном пес очень славный, и когда он подходит ко мне знакомиться, приходится его погладить, хотя морда у него еще вымазана красным.

Тем временем Армандо с двумя помощниками по одному загоняют буйволов на расположенные в конце коридора весы: большой ящик, у которого передняя и задняя стенки поднимаются и опускаются наподобие гильотины. Очень часто одновременно с буйволом, которого предстоит взвесить, на весы пытается протиснуться и тот, что идет следом за ним: очевидно, ужас перед одиночеством развит у них сильнее, чем клаустрофобия. Работники отгоняют второго криками и плетью, после чего дверь за животным опускается. Стрелка, немного подрожав, показывает вес, и, если он достиг требуемого значения, Армандо помечает буйвола белой краской, просовывая кисточку в щель ящика. Потом поднимается задняя стенка, и бедняга, стуча копытами, несется по бетонному спуску в загон и забивается в самый дальний угол. Некоторые буйволы в спешке спотыкаются, падают на колени и даже на бок и немного успокаиваются, только когда прижимаются боками к своим уже взвешенным товарищам. При этом они смотрят на нас, людей, так, будто знают, что скоро мы набросимся на одного из них и утащим прочь, как лев утаскивает добычу. Тысячелетие ушло у буйволов на то, чтобы усвоить, какого рода смерть ожидает их впереди, и я, сидя в сторонке, размышляю, на каком же витке эволюции они научатся бороться за свою жизнь и свободу.