Путешествие к живым - [31]

В нескольких сотнях метров от деревни можно разглядеть шалаши, в которых «спасались» жители деревни. Шалаши не стали разрушать: они могут еще пригодиться. А дальше тянется равнина, залитая резким светом индийской зимы. Время от времени ветер поднимает далеко на дороге столбы пыли.

Почти три месяца обитатели деревни жили в чистом поле и смотрели на равнину. Когда начались муссоны, равнина подернулась сумеречной дымкой, а теперь зимнее солнце открыло всю ее необозримую даль — до той самой грани, где синеют горы Непала. Но равнина не прислала людям помощи. Пришлось дожидаться, пока болезнь утихнет сама собой. Люди отдали в ее распоряжение все, чем владели, открыли все дома. В ветреные ночи было слышно, как в деревне скрипят и хлопают двери. Несчастные изгнанники тешили себя мыслью, что там, наконец, появилось живое существо. Потому что самое худшее — безликий враг, самое страшное — отдать деревню пустоте, пустыне, тишине, в которой иногда по целым неделям не слышно скрипа отворяемых дверей.

Теперь люди снова вселились в свои дома. Опыт подсказал, что опасность миновала. Впрочем, на этот раз болезнь не слишком свирепствовала: недосчитались только юной Рампьяри. С ее смерти все и началось…

В районе Утгар-Прадеша чума — обычное явление. Ее называют «махамари», большая смерть. Конечно, болезнь эта не самая ненасытная, но зато самая капризная. Часто она уходит, потом снова неожиданно возвращается, убивает десять человек здесь, двадцать— в другой деревне, но щадит вас. И тогда человеку кажется, что чума прошла стороной. А потом наступает день, и…

Вначале мор нападает на крыс — этих неистребимых тварей, насмешку над человечеством. Ведь крысы обитают повсюду, они вечно ютятся в темных уголках, поближе к человеку в его счастье, в его славе. Их окраска — окраска земли. Когда они бегут — кажется, что бежит сама земля. И всегда где-нибудь неподалеку от человека блестит пара маленьких черных немигающих глаз.

Чума — прежде всего крысиная смерть. Крысы выползают из земли, из домов. Внезапно мрак начинает извергать своих обитателей. Они — как немая беззвучно катящаяся, вечно колышущаяся волна. Вначале одна крыса, потом две, потом много крыс… Но это еще не значит, что надо спешно собирать вещи и переселяться в шалаши, поставленные в поле. Крысы дохнут повсюду, ежедневно в течение круглого года. Но приходит сентябрь, и людей охватывает тревога. Жители деревень считают серые трупы, расспрашивают соседей, сколько дохлых крыс те обнаружили у себя. Сентябрь означает начало сезона чумы. Сезон этот заканчивается лишь в мае. Всего три месяца передышки в год. Но это самые жаркие, самые засушливые месяцы, время, когда не хватает воды, когда жизнь становится еще тяжелей. Люди избавляются от угрозы смерти, чтобы еще глубже познать страдания жизни.

В этом году крысиный мор начался еще в августе. Трупы этих тварей находили в домах на земляном полу, на улицах: они умирали на бегу и так и застывали, с поблекшими черными глазками, в которых еще тлела жизнь. Вскоре начали дохнуть маленькие серые и черные грызуны, ютящиеся обычно в соломенных крышах. Они падали вниз, их трупы валялись у стен, и даже бездомных собак не прельщало подобное пиршество.

И вот тогда умерла Рампьяри. Ей было пятнадцать лет. Она выросла в мусульманской семье (половина населения деревни — индусы, половина — мусульмане) и собиралась выйти замуж…

Мы грызем земляные орехи и спокойно выслушиваем трогательную историю Рампьяри. Опоэтизированная смерть! Опоэтизированная чума! Какое лицемерие с нашей стороны. Ежедневно девушка отправлялась шить свое приданое к бабушке, дом которой находился в середине деревни. Она усаживалась со своей работой в углу комнаты, возле очага без трубы, и дым выедал ей глаза.

Мы заходим в этот дом, затем в дом родителей девушки. Мучительный процесс эксгумации трупа. Я растроган. Мне стыдно.

Что такое смерть? Даже юная, даже обернутая в саван из легкого сари? Все и ничего. Я не для того сюда стремился; чтобы встретить смерть, которая шествует одна, без свиты, не нужно было ехать так далеко. Смерть проходит в тени деревьев. Она садится за наш стол. Она постоянно встречается нам на улице. Ее лицо напоминает лицо прохожего или прохожей. Всю свою жизнь мы проводим бок о бок с ней. Даже когда я пишу, она здесь, в начертании букв. Я приехал сюда затем, чтобы найти смерть, которая мешает жить людям, найти смерть, грозящую истории, а не отдельному человеку. Я приехал сюда не ради того, чтобы узнать десять человеческих судеб, а для того, чтобы разоблачить зерно болезни.

И вот эта одна человеческая история, эта маленькая и самая трогательная история.

Однажды вечером Рампьяри, как всегда, собиралась домой. Поднявшись с места, она обнаружила под той самой низенькой скамеечкой, на которой просидела, работая всю вторую половину дня, издохшую крысу. Девушка не испугалась: последние дни повсюду валялись дохлые крысы, ее родители в своем доме, на другом конце деревни, собрали около тридцати трупов этих тварей. Так что какая-то одна крыса… Несколько дней спустя Рампьяри умерла.

Это была характерная для здешних мест бубонная чума. Обычно вначале поднимается температура. Затем начинается головная боль — голову как бы сжимает железный обруч; появляется рвота, распухают лимфатические узлы в пахах, больной теряет сознание, и наконец… Девушка не прожила и двух дней после появления первых симптомов. Она умерла в опустевшей деревне: все обитатели, охваченные страхом, покинули свои дома, выставив красный флаг эпидемии. В деревне задержались только родители покойной. Они поспешили похоронить дочь по мусульманскому обычаю, а затем сами ушли из деревни. Одежду девушки, в том числе злосчастное платье, которое она шила к свадьбе, сожгли перед домом, и ветер вскоре развеял жалкую кучку пепла. Жестокий, страшный пример: погибла сама чистота, юность, невинность.