Путешествие Ибн Фаттумы - [4]

— Какое путешествие? — спросила мать с тревогой. — Тебе еще не исполнилось и двадцати!

— Самый лучший возраст для странствий, — ответил я.

Я посмотрел на своего учителя:

— Поеду в Машрик, Хиру, Халяб и не остановлюсь, как вы, из-за гражданской войны, что случилась в Амане. Я доберусь до Амана, Гуруба, Габаля, сколько бы времени на это ни потребовалось.

Взглянув с состраданием на мать, шейх сказал:

— Это отнимет у тебя по меньшей мере год, а может, и больше.

— Не так много для того, кто жаждет знаний, — заявил я. — Хочу обрести ученость и вернуться на свою больную Родину с исцеляющим лекарством.

Мать собралась было что-то возразить, но я рассудительно предупредил ее:

— Я не отступлюсь от своего решения.

Меня пленила мечта, реальность поблекла. Перед глазами предстала воображаемая земля Габаль, как заветная звездочка, возвышающаяся среди других на небосклоне. Из неутихающей жгучей боли созрело извечное желание странствий. Шейх Магага аль-Губейли смирился с неизбежностью и пригласил отужинать с нами хозяина каравана. Звали его аль-Кани бен Хамдис. Он был лет сорока, сильный духом и телом.

— Я хочу, чтобы юноша ушел и вернулся вместе с тобой, — сказал шейх Магага.

— Все зависит от его желания, — ответил караванщик. — В каждой стране мы стоим по десять дней. Кому этого оказалось достаточно, идет с нами дальше. В любом случае через каждые десять дней есть караван.

— Десяти дней будет достаточно, — сказал шейх.

— Я тоже так думаю, — отозвался я.

Мать же беспокоилась прежде всего за безопасность, но хозяин каравана дал ей ясно понять:

— Ни разу караван не подвергался нападению. Жители этих стран и на десятую долю не защищены так, как иностранцы.

Я начал готовиться к путешествию, спрашивая советов у своего учителя шейха Магаги. Одну поклажу я заполнил динарами, другую — одеждой, третью — прочими принадлежностями, среди которых были тетради, книги и карандаши. Я решил, что брак матери с шейхом должен быть заключен до того, как я отправлюсь в путь. Чтобы наш дом не оставался пустым, в него переехал шейх. Теперь, когда положение изменилось, я стал меньше переживать. Путешествие завладело моими мыслями, и впереди открылся бескрайний простор надежды…

Земля Машрик

Мать прощалась со мной, проливая горькие слезы и приговаривая:

— Аллах избавил нас от скитаний, а ты сам выбрал такую судьбу!

Про себя я сказал: как бы там ни было, оставляю тебя не одну. Шейх Магага проводил меня до площади на границе, которой мы достигли незадолго до рассвета. В свете факелов мы увидели караван. Все вокруг было объято темнотой, дышащей весенними ветрами, а над нами перемигивались неспящие звезды. Шейх прошептал мне на ухо:

— Не отставай от каравана бен Хамдиса.

Тотчас раздался крик караванщика:

— Выдвигаемся после утренней молитвы!

Караванщик заметил нас, пожал нам руки и обратился ко мне:

— Все твои спутники — купцы, ты единственный путешественник среди нас!

Это не обрадовало меня, но и не огорчило. Призыв на молитву пронесся над нашими головами, мы направились в мечеть около рынка и выстроились на последнюю совместную молитву, которую нам было дано совершить. Из мечети мы поспешили к каравану и заняли места рядом со своими поклажами. Караван начал движение, взяв быстрый темп, и сердце мое утонуло в грусти расставания. В глубине его возникли воспоминания о матери и Халиме, окутанные всепоглощающей тоской по Родине. В объятьях темноты я прошептал:

— Господи, благослови каждый мой шаг.

Темнота стала отступать, и на горизонте появились первые признаки долгожданного рассвета. Небо окрасилось радостно-красным, показался ободок солнечного диска, и свет разлился по бескрайней пустыне. Караван, казалось, совершал величественный танец по поверхности Земли. Тело мое слилось с ритмичными монотонными движениями в волнах струящегося света и скользящего ветра, с возрастающей жарой, обещающей превратиться в пекло, и с пейзажем, застывшим среди желтых песков и чистого голубого неба. От однообразия картины я ушел в себя, погрузился в неотступные воспоминания, горькие переживания и розовые мечты. У каждого источника воды мы делали остановку, чтобы поесть, совершить омовения и молитвы, пообщаться. Я познакомился с достойнейшими из моих спутников-купцов, которые непонимающим взглядом смотрели на единственного путешественника.

— Следую в страну Габаль! — похвалился я.

— Что это за страна? — пренебрежительно спросил один из них.

— Мы из страны ислама! — заметил с гордостью другой.

— Торговля — суть цивилизации, которую нам завещал Аллах, — отозвался третий.

— Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) занимался торговлей, — напомнил четвертый.

Я добавил, оправдываясь:

— А еще он был путешественником, покинувшим свой родной город!

Первый сказал:

— Ты растратишь свое состояние в странствиях и вернешься домой нищим.

Сдерживая гнев, я ответил:

— Тот, кто готов трудиться, не знает бедности.

Я уважал занятие торговлей, но вместе с тем глубоко верил, что жизнь — не только торговля, но и путешествие.

Наступили длинные и жаркие весенние дни, сменяемые холодными ночами. Впервые я увидел звезды такими величественными, волшебными, бесконечными. Осознал, что моя тоска по матери больше, чем я думал, а любовь к Халиме реальнее, чем день, ночь и звезды, и сильнее, чем тяга к неизведанному.